Русский реванш. Ледокол Сталина
Глава 1
24 сентября 1918 года. Военный госпиталь, Майнц, Территория Германской Империи, оккупированная Францией.
— Как вы себя чувствуете, мсье Малетин?
По правде сказать — недурно, особенно учитывая обстоятельства, ведь в это тело я попал после смерти предыдущего владельца. То есть, после отзыва его души куда-то кем-то и зачем-то, тело то ещё ничего, хоть и поранено изрядно, но зато молодое. Подпоручику Андрею Николаевичу Малетину всего двадцать лет и пять месяцев, а четыре осколочных ранения хоть и привели к большой потере крови, но ничего важного в организме не повредили. Порвали шкуру, застряли в мясе — в таком возрасте всё заживёт как на собаке. Усугубила всё тяжёлая контузия, она оказалась фатальной для прошлого владельца этой тушки, я же никаких её последствий не ощущаю. Порванная плоть болит, а голова — тьфу-тьфу-тьфу.
— Сегодня лучше, чем вчера, доктор, — улыбаюсь лечащему врачу, — спасибо вам.
В себя, точнее не в себя, а в подпоручика Малетина, я пришёл три дня назад, и все три дня отвечаю доктору этой фразой. Она ему нравится, а мне не жалко. Андрюха оставил мне в наследство отличный французский, неплохой немецкий и почти полный курс классической гимназии, с латынью и древнегреческим. Очень кстати его знания, особенно во Франции. Не пришлось симулировать амнезию — вся память предшественника оказалась в полном моём распоряжении. Вместе с его героической биографией и орденами.
— Я рад, мсье. К вам настойчиво просятся сослуживцы.
Малетин пошёл на эту войну с выпускного курса Шестой гимназии тогда столичного Санкт-Петербурга /ссылка 1: 12 марта 1918 года столицей стала Москва/ в апреле 1916, едва ему исполнилось восемнадцать, недоучившись всего четыре месяца. Пылкий юноша с сердцем горячим записался вольноопрелеляющимся в Первую Особую русскую пехотную бригаду, отправляющуюся на помощь союзным французам. Поступок идиотский, но по-настоящему патриотический, этого не отнять, не поделить. В мясорубке под Верденом, в ноябре, Малетин выжил с одним лёгким, но очень кровавым) ранением — штык германца скользнул по ребру и вскрыл шкуру правого бока. В том сражении погиб ротный, подполковник Генерального штаба Клёсов, и ещё восемнадцать русских офицеров, поэтому после излечения Малетину без аттестации присвоили чин прапорщика и назначили командовать взводом. Ну ещё бы, ведь французики отметили его «Военным крестом» (Croix de guerre), сразу с «Золотой звездой». После прорыва «Линии Гинденбурга», наши наградили прапорщика Малетина орденом Святого Георгия четвёртой степени и произвели в подпоручики, а французы за захваченную гаубичную батарею «бошей» не пожалели «кавалерственный» знак «Почётного легиона» и двенадцать тысяч серебряных франков. Ещё бы они пожалели, когда каждая из четырёх трофейных «Крупповских» гаубиц стоит по восемнадцать тысяч в мирное время. Пропить успели только четыреста франков /ссылка2: монета один франк «Жерминаль» = 5 гр. серебра/, хотя ни в чём себе не отказывали.
— Кто меня домогается, доктор?
— Полковник Готуа, прежде всего.
Георгий Семёнович Готуа очень хороший командир, которого Малетин искренне уважал. После переворота в Российской Империи, в феврале 1917-го, в составе экспедиционного корпуса Русской Императорской Армии оживились различные революционные агитаторы, и его подразделения стали попросту ненадёжны. Даже многие офицеры обсуждали идиотский «Приказ №1» /ссылка 3: приказ, изданный объединённым Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов (Петросовет) 1 (14) марта 1917/ как прогрессивный и демократичный, что уж тут говорить о нижних чинах. Французы демократическую новацию в армии не оценили, корпус отозвали с фронта и начали возвращать в Россию, но разрешили остаться добровольцам, так и сформировался «Русский Легион», под командой полковника Готуа, в составе Марокканской дивизии французов. И так получилось, что именно этот Легион, а точнее, взвод подпоручика Малетина первым прорвал немецкую «Линию Гинденбурга». Если бы не «февральский переворот», наградили бы Андрюху за это «Золотым Георгиевским оружием» и в чинах подняли, но не судьба. Впрочем, ни сам Малетин, ни тем более я, армейскую карьеру делать не планировали. Андрей хотел после войны поступить в университет и мечтал создать собственное философское учение, я-же точно знаю, чем закончится «Белое движение». Да ещё и «Испанка» на пороге /ссылка 4: испанским гриппом в 1918−20 годах переболели до пятисот миллионов человек, число жертв по разным оценкам составило от 20 до 100 миллионов/, так что от Европы сейчас нужно держаться как можно дальше. Помочь я сейчас всё равно ничем не могу. Не пришли ещё к власти те люди, которым действительно стоит помогать. Да и нечем мне пока помогать, моё послезнание этого периода слишком поверхностно, зато я очень хорошо знаю «Великую Депрессию», даже писал по ней диссертацию — такой шанс упускать грех.