— Буду рад, если вы разрешите.
— Не разрешил бы, у вас до сих пор три раны открыты. Но обстоятельства действительно особенные. Через три дня наш госпиталь эвакуируют в Нанси. Надеюсь, вы воздержитесь от алкоголя.
Да, антибиотиков пока нет, процесс заживления идёт медленно, в глубокие раны вводят катетеры для отвода гноя, оставляя их открытыми. Такими темпами мне ещё месяц лежать. Впрочем, для меня лично это даже к лучшему. Готуа и остальные офицеры рвутся вернуться в Крым и оттуда сделать Россию снова… Снова чем? Они и сами этого не знают. У каждого из них свои взгляды на достойное будущее Отечества. Они проиграют, но говорить я этого не буду. Всё равно не поверят, сейчас им кажется, что повторится 1905-й, что ещё вернётся «Серебряный век», нужно только чуть-чуть поднажать и загнать «быдло» обратно в стойло.
— Не сомневайтесь, доктор. Мы просто поговорим.
Палата у меня одноместная и довольно просторная. Накал боёв на Западном фронте сильно снизился и своих раненых французы успевают отправлять на родину, к тому-же я здесь единственный пациент — Кавалер Ордена Почётного Легиона.
Из девятнадцати офицеров нашего Русского Легиона Чести выжили всего восемь. То есть семь, ведь подпоручик Малетин теперь ненастоящий. При прорыве германской линии обороны под Терни-Сорни погибли четверо, включая нашего священника Богословского. Хороший был дядька, Малетин хоть и не набожный человек, но своего тёзку очень уважал именно за отвагу и самоотверженность. Выпили, конечно, за помин души. Это не считается пьянством, поэтому доктору я почти не наврал.
Из приятного: всех нас, русских, представили к наградам: нижних чинов, а их осталось в живых двести двадцать семь — к Военным крестам, а офицеров — к Орденам Почётного легиона. Нас с полковником Готуа, уже действительных Кавалеров, сразу к третьей степени (Командоров). Представил сам командующий маршал Фош, так что отказа наверняка не последует. Я бы лучше взял деньгами, но сослуживцы довольны. Господа офицеры любят такие украшения мундиров больше, чем дамы ювелирку.
— Денщика с вами отправить, Андрей Николаевич? — поинтересовался на прощание полковник Готуа.
Денщик — это удобно, тем более что на жаловании мой Ухватов сейчас у французской казны, да только ведь я в ближайшее время в Россию возвращаться не планирую, а у него там родители-братья-сёстры.
— Благодарю, Георгий Семёнович, но не стоит. Доктор говорит, что мне ещё пару месяцев постельный режим гарантирован, это если вообще выживу.
— Полно вам, Андрей. Выживите обязательно, — подбодрил меня ротный.
Ротный у меня целый подполковник. Весь легион чуть больше роты составом, но рот две и командуют ими подполковники, давно заслужившие повышение в чине.
— Я тоже на это надеюсь, Игорь Сергеевич, но денщик для меня сейчас больше обуза, ведь контролировать я его не смогу. Да и ненастоящее я благородие, сами ведь знаете, случайно так получилось, я человек сугубо штатский. Побрить меня и санитары могут, а больше и не нужно нечего.
Из прошлой жизни я ушёл осознанно. Слишком мне там не нравилось в конце двадцатых годов двадцать первого века. Дело даже не в собственном возрасте, хотя седьмой десяток прожитых лет оптимизма не добавлял, а в полной потере человечеством каких-либо целей. Это человечество утратило понятие «западло», так что в стойле ему самое место. Я не протестовал против чипирования всех этих странных созданий, я от них ушёл молча, не прощаясь. Благо, мне было куда уходить.
Нет, именно в Малетина я попасть не планировал, да и вообще рассчитывал на более значимую фигуру в другой эпохе, лет так на пятьдесят пораньше, но Духи решили так. Самое нелюбимое мною время.
Слишком сложный сейчас исторический период — вся Россия сошла с ума. «Красные» и «Белые» — сейчас они оба хуже. «Красные» бредят мировой революцией и готовы спалить мою страну для разжигания глобального пожара, а «Белые» уже открыто призывают интервентов, готовые согласиться со статусом практически колонии «цивилизованного мира». Не все, конечно, но полярность в целом такая. Я знаю, что у этих «цветных» сумасшедших ничего не получится, ни у тех, ни у других. К власти придёт «Красный монарх» и «Новый Бонапарт» и у страны снова появится шанс. Императора Сталина я признать готов, но до этого момента ещё двадцать лет. Раньше светиться смысла нет, сейчас и он никто, а я тем более.