Вспоминается, наконец, еще одна „услуга" Мануйлова Белецкому (на этот раз окончательно последняя).
К концу 1915 г. А. Н. Хвостов, очевидно, стал определенно догадываться, что Белецкий ведет двойную игру, и последнему понадобилось чем-нибудь подогреть угасавшее доверие к нему принципала. Белецкий задумал на этот раз серьезно пойти навстречу А, Н. Хвостову и избить Распутина Придумал он, конечно, не без участия Мануйлова, прибегнуть для сего к помощи другого авантюриста, суворинца и охранника Михаила Оцупа-Снарского, введенного Мануйловым в дом Распутина и состоявшего там чем-то в роде дежурного флигель-адъютанта, причем, в качестве агента Белецкого, он специально должен был ездить с Распутиным по ресторанам и другим увеселительным заведениям, стараться, чтобы там для кутежей Распутина отводились изолированные помещения, и затем удерживать его от пьяных скандалов.
Так вот как разыгралась эта история.
Снарский жил в глухом Казачьем переулке, в самом колене этой странной улички, проложенной углом и выходящей сразу и на Гороховую, почти напротив дома, где жил Распутин, и на перпендикулярный к последней Загородный проспект. Квартира его, обставленная со всей роскошью и комфортом, доступными флигель-адъютанту Распутина, зачастую служила для всевозможных оргий, и Белецкий, ее то и решил использовать и для своего плана, хотя она и помещалась в мансардном этаже.
Снарскому выдан был для устройства оргии солидный куш, и в день, или вернее в ночь, предназначенную для нее, Комиссаров должен был, замаскировав своих людей, при выходе пьяного Распутина из подъезда, напасть на него с соответствующими криками, привлечь этими криками внимание дворников, случайных прохожих и т. д., которые доставят Распутина в полицию, а затем увезти своих людей в автомобиле.
Предполагалось, что эти же филеры, якобы встревоженные долгим отсутствием Распутина, начнут осведомляться из его квартиры по участкам и, таким образом, отведут от себя всякое подозрение, а авторам покушения дадут попутно возможность сослаться на этот случай, как на доказательство трудности охраны Распутина при его стремлении скрывать свои выезды от филеров, что, мол, может повлечь за собою и более серьезные выступления против него[26].
Аванс был выдан, день оргии назначен, и Комиссаров был предупрежден, что агенты его должны бить Распутина с оглядкой и, сохрани бог, не переусердствовать. Вечером, почтенное трио — Хвостов, Белецкий и Комиссаров в закрытом автомобиле дважды проехали по Казачьему пер. и видели и загримированных филеров и охранную машину с опущенным верхом, приготовленную для их бегства — дело оставалось за малым.
Правда, в окнах квартиры Снарского света не было, но, ведь, съезд предполагался только после театра…
На утро Комиссаров доложил, что и после театра квартира Снарского оставалась погруженною во мрак, и никакой оргии не было, а запрошенный по сему поводу Снарский пояснил, что Распутин в тот вечер был очень занят, и оргию из-за этого пришлось отложить.
Вскоре узнал Белецкий и то, чем так занят был в этот вечер Распутин: он, Снарский, Мануйлов и т. д. весело протирали глаза охранному авансу в отдельном кабинете Палас-театра…
В остальных случаях, Манасевич-Мануйлов не находил даже нужным прикрываться флером услуги Белецкому, а, пользуясь своим положением, прямо добивался у него того, что нужно было ему, Манасевичу-Мануйлову.
Чрезвычайно характерна и для Мануйлова, и еще больше для того разложения, в котором находились уже к тому времени агенты высшей власти, так называемая „история Пеца“, та самая история, которая во время слушания дела Мануйлова в спб. окружном суде (а было это за неделю до февральской революции), передавалась лишь в кулуарах суда, да и то шопотком, и всякая попытка коснуться которой в самом судебном заседании немедленно же пресекалась председателем суда Рейнботом, как посягательство на подрыв авторитета власти предержащей.