Выслушав мой доклад, ген. — ад. Алексеев отнесся к моим предположениям с чрезвычайной внимательностью и поручил мне всесторонне расследовать дело, возбужденное против Мануйлова.
— Возвратясь из ставки, — рассказывает далее ген. Батюшин, — я отправился в штаб петроградского военного округа, который почему-то был заинтересован в деле Мануйлова в первую очередь. Но ген. Хабалов сделал вид, что он не только меня, но даже фамилии моей не знает и что вообще существует, мол, генерал Батюшков, а Батюшин весьма сомнителен. В конце концов, конечно, после долгих проволочек, он — вынужден был допустить меня к осмотру дела, и оно сразу же показалось мне чрезвычайно странным. Прежде всего, почему так поторопились поверить всего одному человеку — И. С. Хвостову? Потом я вызвал жандармского полковника Якубова, производившего якобы дознание по делу. Он долго не желал ничего говорить, но, — в конце концов, вынужден был признаться, что ни дознания по делу Мануйлова, ни даже просто слежки за ним не было, а было только совещание у Климовича, как арестовать Мануйлова.
— Я, — восклицает Батюшин, — двенадцать лет занимаюсь контр-разведкой. Провел массу сложнейших дел, как, напр., дело Мясоедова, но никогда и нигде до сих пор я не видел такой поспешности, с какою, вместо того, чтобы выследить и выявить обстоятельства дела, поторопились арестовать Мануйлова. Точно также вдруг, без всякого расследования было признано, что данная Мануйловым Шику карточка есть также доказательство шантажа. Я спросил полк. Якубова, прочел ли он, в порядке дознания, хотя бы рукопись статьи-интервью, которой Мануйлов придавал такое значение и которая была найдена у него на бюро. Оказалось, что даже это не было сделано. Он так мне и ответил: не читал потому, что французского языка не знаю, да и рукопись меня не интересовала. Обо всем этом я доложил начальнику штаба Верх. Главноком., как равно и о том, что Мануйлов сразу же сказал мне, что 25 тыс. руб. получил от И. С. Хвостова на агитацию в пользу кандидатуры его тестя на портфель министра финансов.
Что же касается утверждения ген. Климовича, будто ни он, ни министерство никак не могли узнать, состоял ли Мануйлов членом комиссии, то это, по словам свидетеля, абсолютно не соответствует действительности. Если бы министр на самом деле запросил его об этом, то, конечно, справка была бы тотчас же дана.
Доклад свидетеля начальнику штаба был последним доложен в свою очередь Верховному Гл-му (Николаю II) и в результате последовала резолюция о поручении свидетелю обследовать деятельность банков вообще.
Затем ген. Батюшин передает характерное обстоятельство. Параллельно с поручением, данным Алексеевым Батюшину, последовало повеление на имя ген. М. Д. Бонч-Бруевича о производстве специального расследования о действиях полк. Якубова и прочих лиц, производивших дознание по делу Мануйлова.
— Ген. Бонч-Бруевич, — говорит Батюшин, — оказался вполне солидарным со мною; он признал действия всех этих лиц неправильными и в этом смысле, в свою очередь, представил доклад в ставку, отмечая, что все дело Мануйлова произвело на него впечатление инсценировки. В разговоре же со мною ген. Бонч-Бруевич выразился еще определеннее: он просто назвал это дело провокацией.
В связи с показаниями Батюшина на суде зашла речь об оглашении предъявленной им резолюции, которая была положена на докладе свидетеля по делу Рубинштейна и поручала ему произвести общее обследование банков.
Защита настаивает на оглашении резолюции, хотя бы при закрытых дверях, так как по делу красной нитью проходит презумпция, что обыск в Соединенном банке был произведен вскоре после освобождения Мануйлова из-под стражи и являлся так сказать местью с его стороны, из резолюции же, на основании коей этот обыск был произбеден, видно, что положена она была задолго до освобождения Мануйлова.
Однако, ходатайство это вызвало почему-то резкий отпор со стороны представителей Соединенного банка и прокуратуры, и суд защите отказал на том основании, что резолюция не имеет никакого отношения к делу.