Инспектор народных училищ Вахтеров пришел к Сытину вскоре после утверждения министерством народного просвещения сметы на начальные школы на 1897 год. Расстроенный и возмущенный, он сразу, без лишних пояснений и предисловий, спросил:
– Иван Дмитриевич, вы, народный просветитель, самый близкий к народу издатель-книжник, знаете ли вы, сколько у нас в России на будущий год отпускается средств на начальное народное образование?
– Не могу знать, Василий Порфирьевич, это вам должно быть известно.
– Да, известно! Почти полтора миллиона рублей. А это, означает по одной копейке на каждого жителя России…
– Не густо! – как-то механически брякнув костяшками на счетах, удивленно отозвался Сытин.
– И большего от правительства ждать нечего. Да, Иван Дмитриевич, судя по этой смете, можно сказать с уверенностью, что семь с половиной миллионов детей в России, остающихся без образования, без грамотности, проживут всю свою жизнь, так и не узнав, что происходит на свете. А Россия плелась и будет плестись в хвосте у цивилизованных стран. Что делать, что мы можем сделать для народа?.. Надо начинать. Силы найдутся…
Вахтеров предложил свои услуги Сытину, назвал несколько фамилий известных ему педагогов, которых надо привлечь к издательству для расширения выпуска учебной литературы, начиная с букварей.
Вскоре после этой встречи с Иваном Дмитриевичем вышли две книги Вахтерова, положившие счастливое начало изданию учебной литературы. Это были книги, страстно утверждавшие необходимость всеобщего бесплатного обучения и внешкольного образования народа. Обе книги вышли без малейшей задержки. Затем огромными тиражами стали выходить знаменитые вахтеровские буквари и «Мир в рассказах для детей» в четырех книгах. Это были увлекательные и познавательные пособия для учащихся.
Взгляды Василия Порфирьевича на народное образование отличались смелостью и новизной. В книге «Всенародное школьное и внешкольное образование», вышедшей в издании Сытина, он писал:
«Прошлое нашего народного просвещения – это история лицемерия, напыщенных правительственных деклараций о важности образования, с одной стороны, и гонения на школы и деятелей просвещения, с другой».
Интересны и другие его высказывания.
Так, в газете «Русское слово» в статье «Дорогу талантам» Вахтеров с присущей ему прямотой писал:
«Я не знаю, можно ли у нас насчитывать десяток-другой людей, беззаветно, не за страх, а за совесть преданных науке о природе и с успехом открывающих ее тайны. Слишком невелик у нас тот слой, откуда мы берем всех этих людей. Но откройте сюда доступ всему народу, и у нас будут тысячи талантливых и сотни гениальных людей, исследователей природы. Они найдут средства удесятерить плодородие почвы, оросить бесплодные пустыни, осушить болота, в десятки, сотни раз увеличить производства, оздоровить и украсить страну, покрыть ее изящными, гигиеническими жилищами, облегчить труд, передать машинам все вредные механические работы…»
В другой раз, в журнале «Народный учитель», в статье «Свобода учительского творчества» этот поборник народного просвещения, выступая против закостенелого рутинерства, существовавшего в преподавании, высказался так:
«Если обучение – искусство, то это высшее из всех искусств, потому что оно имеет дело не с мрамором, не с полотном и красками, а с живыми людьми. И тогда школа является высшей художественной студией, и учителю, как художнику, должен быть предоставлен известный простор и свобода творчества. Для художника считается достаточным контроль общества, оценка товарищей по искусству и профессиональная этика… Подобно тому и работа учителя могла бы контролироваться обществом, товарищескими организациями, регулироваться профессиональной этикой… Что бы мы сказали, если бы поэту, художнику, композитору давались начальством темы и детальные указания?.. Без простора нет творческой деятельности!..»
Ближайший друг и помощник Ивана Дмитриевича Сытина в издании педагогической литературы, Вахтеров был в близких отношениях с политическими ссыльными, помогал им материально и сам находился под наблюдением полицейских ищеек, а в 1903 году был выслан из Москвы. Но через год ему удалось освободиться.
После ссылки Вахтеров идет в товарищество к Сытину продолжать начатое и уже достигшее широких размеров издание учебной литературы.
В то время в издательстве усиленно работали талантливые и одержимо преданные книжному делу писатель-библиограф Н. А. Рубакин, педагог и общественный деятель Н. В. Тулупов, профессор зоологии Ю. Н. Вагнер и многие другие. Товарищество объединило вокруг себя историков, математиков, астрономов, географов и зоологов, физиков и философов, медиков и составителей словарей – всем находилась работа. В области детской и учебной литературы в издательстве Ивана Дмитриевича подвизалось свыше шестисот авторов.
Рабочие типографии, конторские служащие, авторы, редакторы, приказчики книжных магазинов, офени-книгоноши, сотрудники «Русского слова» в Москве, в Петербурге, в губернских городах и за границей – такова целая армия сытинцев.
С 1895 по 1904 год включительно, за одно десятилетие, издательство совершило крутой поворот в своей деятельности.
Изменился характер изданий. Наряду с массовой учебной литературой товарищество Сытина выпустило «Библиотеку самообразования» из пятидесяти книг по истории философии, экономическим наукам и естествознанию.
Самое участие в производстве такой литературы оказывало положительное влияние на культурный и политический рост наборщиков и печатников. Рабочие, не отрываясь от своего труда, успевали прочитывать и обсуждать между собою те рукописи, с которых они набирали гранки, верстали и после корректуры исправляли. Таким образом, люди, делающие книгу, активные участники продвижения печатного слова, невольно становятся первыми читателями тех произведений, которые, быть может, и не суждено прочесть их братьям по классу, работающим на других предприятиях.
Сытин и его помощники – директора и члены правления – замечали культурный рост наборщиков и печатников. Одни предвидели в этом возможную угрозу хозяину, в случае повышения экономических требований со стороны рабочих. Другие, в том числе и сам основной владелец паев товарищества, считали это явление положительным и ставили в заслугу рабочим увлечение книгой, а не водкой.
О том, как в эти годы росла в народе жажда знаний, Иван Дмитриевич и его коллеги могли судить по огромному спросу на учебники. Букварь, составленный Василием Порфирьевичем Бехтеревым, переиздавался Сытиным… сто восемнадцать раз!..
И когда Вахтеров досрочно возвратился из ссылки, Иван Дмитриевич принял его в редакции «Русского слова» дружески:
– Давайте работать с нами. Пишите. Издатель и читатель тиражами вас не обидят. Надеюсь, вы и в ссылке не теряли творческого духа. Скажите, чем занимались?..
– Кое-что читал, кое-кого учил, – отвечал Вахтеров. – Написал очерки о небесных светилах и закончил, на мой взгляд, интересный опыт изучения около двух сотен биографий знаменитых иностранцев и русских людей, с целью узнать, какое влияние имела на них книга среди других факторов, содействовавших выбору профессий.
– Очень интересно, какой вывод из этого получился?
– Вывод? В пользу и в защиту книги. Безусловно. На первом месте – книга, на втором – положительное влияние знакомых; затем некоторые знаменитости ссылаются на путешествия, отразившиеся на их развитии. На четвертом месте – воздействие природных красот, и дальше, далеко от первого места, оказывается влияние родителей, школы и театра…
– Такие наблюдения полезно разработать и опубликовать, – сказал Сытин.
– А для чего же я этим занялся? Использую эти данные в свое время к слову и к месту в защиту книги.
– Но разве значение книги в деле воспитания вызывает сомнения у читателей?
– У читателей не вызывает сомнений, – отвечал Вахтеров. – Но есть не только друзья книги, есть у нее и враги, желающие, чтоб книг в народе было меньше. Одно дело, Иван Дмитриевич, когда этого добиваются наши цензурные церберы и духовные мракобесы. Кстати сказать, их гонение на книгу всегда служит наилучшей для нее рекомендацией. Ибо читатель, тем более читатели просвещенный, становясь «судьей» над цензором и автором, как правило, поддерживает последнего…