Для пародий этого толка достаточно и такой переработки текста, очевидно, производимой по принципу «заменить что попало чем попало», так как от переделки требуется не изощренное издевательство над пародируемым произведением, а лишь создание его уродливого двойника, «псевдоблизнеца».
Впрочем, считать абсолютно случайным характер «корректив» оригинала даже в этой немудреной и нескладной переделке было бы неправильным. Соотносясь формально с «настоящим» текстом, такая пародия (заметим, что и Бахтин и Лихачев принципиально отказывают данному явлению в этом имени, хотя и не находят последнему никакой замены) содержательно должна противостоять ему, создавая «мир со «спутанной знаковой системой», приводящей к появлению чепухи, небылицы, небывальщины»[129]. И в этом смысле замена снега сметаной, а пограничника, охраняющего советскую страну, — чертом с дубиной, стерегущим бабу-ягу (тем более тоже «советскую») представляется по-своему вполне «логичной».
Именно этими причинами объясняется относительная тематическая однородность большинства пародийных школьных переделок. Излюбленными приемами переработки текста пародируемого источника являются использование обсценизмов, актуализация сексуальной, скатологической и вакхической тем. В этом случае содержание пародии наиболее резко и дерзко контрастирует с высоким статусом или инфантильным звучанием оригинала.
Так современная школьная parodia sacra проявляет верность традициям своей древней предшественницы: вспомним хотя бы наиболее невинные — «Литургию пьяниц» и «Евангелие пьяниц», русскую «Службу кабаку».
Для наиболее выразительной дискредитации того космического, созидательного — вообще позитивного, что несут в себе «официальные» стихотворения и песни, многие их пародийные переделки основываются на идее деструктивности. Все, что в первых живет, движется, растет и процветает, в последних гибнет, разрушается, уходит безвозвратно:
Таким образом содержание этих произведений как бы рифмуется с основной их функцией, которая, по словам Д. С. Лихачева, состоит в «разрушении знаковой системы упорядоченного знаками мира»[130].
Разумеется, следование пародийного текста «по пятам» за пародируемым не является обязательным, и переделки иногда отдаляются от источника не только текстуально, но и сюжетно. Это происходит, например, в баснях, характеризующихся к тому же такими «опознавательными знаками» жанра, как наличие специфического сюжета и сформулированной «морали» (см., например, «Заяц во хмелю»).
В трех переделках (произведений Крылова, Некрасова и Есенина) в финале фигурируют имена авторов пародируемых стихотворений, что только в последнем случае соответствует оригиналу. Этот прием усиливает пародийное звучание переделки, внося в нее оттенок эпиграмматичности:[131]
В школьном репертуаре есть и произведения бурлескного характера. Это обеденные тексты, бытующие в подростковой среде как поэмы или как песни, в основу которых положены известные сюжеты: путешествие Робинзона Крузо, подвиг Ивана Сусанина, посещение купцом Садко подводного царства. Задача травестийного снижения по принципу «высокое в низком» целиком определяет стилистику и поэтику этих школьных «Aeneadae travestitae», что явственно ощущается уже с самого начала — в намеренно «перелицованных» образах героев и соответствующей тональности экспозиции:
131
Об этом см.: