Это объяснялось тем, что интенданты продавали хорошую продукцию на сторону, а подчиненных кормили более дешевой и худшей по качеству. Поэтому начдив поставил раздачу хлеба под строгий надзор и организовал расследование этого злоупотребления с обещанием «строгого взыскания» с виновных[149].
Впрочем, подобная ситуация отмечалась и в отрядных хлебопекарнях в отдаленных районах с подачи представителей русского командования, которое нередко злоупотребляло не только с хлебом, но и с прочим вверенным ему имуществом[150].
Старосельский стал активно бороться против этих непорядков и вообще начавшегося разложения во всех его формах. Положение действительно было серьезным. Так, например, несмотря на то, что большая часть казаков была персами-мусульманами, это не мешало им регулярно буйствовать и пьянствовать[151].
В марте 1920 г. был разжалован в казаки и исключен из состава дивизии за пьянство и стрельбу в городе сердаз (урядник) Гасаид-Мехмед.
В таких случаях жалование увольняемых удерживалось в казну. Подобные случаи наказаний за чрезмерное употребление алкоголя и злостное нарушение по службе были нередки.
Однако во взаимоотношениях с рядовым составом русское начальство в большинстве случаев было строгим, но справедливым. И нередко ранее разжалованных за разные проступки не только восстанавливали в сердазах[152] «за усердную службу» и «боевые отличия», но и производили в более высокие чины, например, в наибы, если они показали своё рвение к службе.
Например, 2 мая 1920 г. «за незнание устава караульной службы» были разжалованы в рядовые сразу несколько сердазов дивизии, а казак Аскер-Мовли Кули, напротив, был произведен в «урядники». Будучи часовым, он стоял на посту несколько лишних часов. Сердазы его хотели сменить не по уставу караульной службы. Однако он отказался им сдать пост, пока его не приняли по установленным правилам[153].
Так русское командование поощряло казаков, которые исправно несли службу и наказывало относящихся к ней халатно, не исключая и офицеров. Так, 26 мая 1920 г. «за неисправимо дурное поведение» был отстранен от командования ротой Мамед Али Хан.
Это свидетельствовало о том, что русское командование стало гораздо более сурово реагировать на малейшие нарушения службы, предпочитая избавляться от негодного элемента. Например, был разжалован в казаки и исключен из состава дивизии сердаз, который подменил казенные патроны более худшими по качеству (кустарными).
При этом даже боевой успех не гарантировал провинившимся прощения. Так, несмотря на победу над мятежниками в 1920 г., наиб 3-го ранга Мамед-хан получил от российских офицеров выговор. Взыскание на него было наложено за то, что он вовремя не известил вышестоящее начальство о ходе боя и оставил у себя трофеи, в том числе лошадь, которую по правилам должен был отослать в распоряжение командования дивизии[154].
Отчасти подобное положение дел можно было объяснить неудовлетворительной ситуацией со снабжением чинов дивизии, как офицеров, так и рядовых казаков, денежным довольствием. В 1920 г. обычным делом были задержки жалования на один – два месяца. Например, за 9 августа – 9 сентября того же года персидским казачьим офицерам не выплатили 1390 кран, казакам – 24 660 кран, запасным офицерам – 1860 кран, русским офицерам – 25 860 кран[155].
Впрочем, реально положение дел было еще хуже, поскольку из-за сильно ухудшившегося снабжения казаков из «центра» в 1920 г. командование дивизии пошло на экстренную меру – заимствование жалования на нужды соединения у ее же чинов[156]. Подобная ситуация стала наблюдаться не позднее марта 1920 г.[157]
Так, на октябрь только у офицеров для этого были заняты более 150 тысяч кран[158].
В результате к концу 1920 г. соответствующие задержки составили четыре – пять месяцев, а некоторым и больше, причем казакам долги отдавали гораздо реже и меньше, чем офицерам. Так, только делопроизводитель Ченчиковский, находившийся продолжительное время в Ардебильской экспедиции (с 18 августа 1920 г.) при увольнении 23 декабря того же года получил 5040 кран задержанных ранее денег[159].
Отчасти подобное положение скрашивало лишь безвозмездное выделение на проживание офицеров достаточно крупных сумм. В частности, в делах дивизии отложилось распоряжение командования, согласно которому «пришедшую в негодность на квартире № 5 железную кровать с сеткой выписать в расход по книге квартирной обстановки»[160].