— Мне кажется, имя этому шансу Феликс, — загадочно улыбнулась Марина.
— Но почему? За что мне такой подарок судьбы?
— Не знаю, не знаю… На все есть свои причины. А как же твой Александр? Ты что-нибудь слышала о нем? — спросила Марина.
— Я слышала, что Саша стал чемпионом. Занимал призовые места в Европе и даже в мире. Мне рассказывали, что он много страдал, но потом завел семью и живет где-то во Флориде.
— А ты бы не хотела попытаться найти его? — поинтересовалась Марина.
— Нет смысла, — грустно потупила глаза Ольга и глубоко вздохнула. — Он никогда не смог бы простить предательства. Ведь недаром гласит китайская мудрость: «В одну реку два раза не ступить».
Оля еще раз тяжело вздохнула и задумалась о чем-то давно минувшем и безвозвратно утерянном.
Сицилийский дон
Перестрелка в Венеции и похищение Тарасюка громким эхом отозвались в семье Гамбино. Именно они стояли за Евгением Валерьяновичем в Италии и отвечали за его безопасность перед колумбийцами и китайской «Триадой» на Апеннинском полуострове.
Назревала серьезная межклановая война между двумя итальянскими семьями — Дженовезе и Гамбино.
Джино Кастелано сознавал, что правда на стороне клана Дженовезе и что они своими боевыми действиями возвращают украденные у них деньги, тем не менее при захвате Тарасюка в его офисе были ранены, причем двое смертельно, четверо представителей мафиозной семьи Гамбино.
Он понимал, что война уже началась и она может перерасти в кровавую междоусобицу. Но, ворвавшись в офис к хохлу, им ничего не оставалось, как открыть огонь, и если бы они этого не сделали, то сами стали бы мишенями для пуль противника. Война есть война, а без жертв она не бывает.
Когда Джино Кастелано пригласил к себе дона Карло, он уже знал, о чем пойдет речь.
— Джино, я сегодня долго разговаривал по спутниковой связи с моим двоюродным братом доном Фрэнки Дженовезе, твоим боссом. Мы вместе с ним пришли к общему мнению, что нам нет смысла развязывать войну с семьей Гамбино.
Дон Карло, поперхнувшись дымом от кубинской сигары, долго откашливался, а затем продолжил:
— Сейчас, дорогой Джино, уже далеко не те времена, когда мы с автоматами наперевес могли участвовать в горячих уличных схватках. Теперь кровавая бойня чревата не только потерей наших людей и денег, но и открыто компрометирует нас в глазах государства. Не важно, Америка это или Италия. Так что нам этого допустить нельзя.
Дон Карло, глотнув очередную порцию ароматного дыма, внимательно посмотрел в глаза Кастелано.
— Что ты думаешь по этому поводу, Джино?
— Что я могу сказать, дон Карло, — пожал плечами итальянец. — Война ведь уже развязана. Мы ведь не виноваты, что Гамбино спутались с колумбийцами и узкоглазыми. И нет нашей вины в том, что они помогали им скрывать ублюдка, который бессовестно похитил наши деньги. Они получили то, что заслуживают, и если в дальнейшем они захотят развязать с нами войну, мы готовы постоять за наши интересы! — резко закончил Джино.
— Подожди, сынок, не кипятись. Вот что значит молодая, горячая кровь. Я сам был когда-то таким же молодым и отчаянным сицилийским парнем, — улыбнулся Карло Дженовезе, вспоминая свою молодость. — Но сейчас голова моя седа, и в ней накоплено много жизненного опыта. Вот что я тебе скажу. Семья Гамбино занималась своим бизнесом. Зачем им был нужен ваш украинец, мы не знаем, это и не наше дело. Они занимались своим делом. Наши же люди ворвались к ним в офис, ранили и убили четырех человек. Именно это может послужить началом серьезного конфликта между нашими семьями. И самое желательное для нас — не позволить вспыхнуть войне. Нужно аннулировать возникшие между нами проблемы.
— Как же их аннулировать?
— Необходимо сесть за стол переговоров.
— Но кто возьмет на себя миссию выступить посредником в организации нашей встречи?
— Есть такой человек.
— Кто же он?
Дон Карло, сделав паузу, многозначительно произнес:
— Этим человеком является один из самых старейших и самых влиятельных донов в Сицилии.
— Как, неужели… неужели… дон Сальваторе?
— Да, именно он. Дон Сальваторе Локассио.
— Сколько же ему сейчас лет?
— Ему сейчас восемьдесят восемь. Но он в здравом уме и трезвой памяти. Я бы сказал, что из всех донов он самый старый и самый влиятельный.
— Как же, как же. Мой крестный, дон Фрэнки, много рассказывал о нем. Прямо-таки человек-легенда. Получается, он старше моего крестного на двенадцать лет, и когда-то сильно помог ему в его становлении как главы семьи.
— Да, именно так. Как раз сегодня утром твой босс, мой двоюродный брат, из Америки позвонил дону Сальваторе и договорился о нашей завтрашней встрече. Мы предварительно объясним нашу проблему, и если заручимся его поддержкой, то считаю, что вопрос будет улажен.
— Отлично. А кто поедет на встречу?
— Я думаю, на встрече желательно присутствие твоих друзей. Но, естественно, в минимальном количестве. Они помогут обосновать целесообразность той акция, которую мы совершили.
— Нет проблем. Я думаю, они будут рады посетить Сицилию.
— Тогда оповести их, пожалуйста, о завтрашнем вылете в Палермо.
Дон Карло медленно затушил в пепельнице выкуренную сигару.
Феликс с друзьями, благополучно отправив своего драгоценного пленника в Америку на грузовом самолете, принадлежащем компании японского клана «Черный лотос», отдыхал в уютном ресторанчике близ Площади Испании. Вместе с ним помимо Сэмэна и Яшидо за одним столом сидели два пригласивших их в ресторан итальянца из семьи Дженовезе. Это были двое очаровательных малых.
Один — невысокого роста, толстый, с лысой головой, небольшими озорными глазками и вечно улыбающимся ртом напоминал мячик. Звали его Тони, и родом он был из Флоренции.
Джани из Пизы разительно отличался от своего товарища и закадычного друга высоким ростом, худобой и пышной шевелюрой, стянутой сзади в пижонский хвостик.
Друзья вечно о чем-то спорили. Вот и в данный момент они отстаивали извечный вопрос превосходства своих городов друг перед другом. Яшидо переводил их спор своим русским друзьям, и их это веселило.
— Между прочим, у нас во Флоренции, — разорялся взмокший Тони, — в отличие от вашей галимой Пизы разных шедевров этой, как ее, эпохи Возрождения, чуть ли не треть мировых запасов. Мне сосед-историк рассказывал.
— Плевал я на твоего историка, — огрызался Джани. — Если хочешь знать, Пиза — самый древний город на побережье Европы.
— Ой, ой, ой, удивил! — качал головой флорентиец.
— Да, к твоему сведению, Пиза — это древнейший морской порт и центр морских сообщений. Так-то вот, толстяк.
— Моя Флоренция, — не унимался Тони, — вся состоит из бесчисленного количества дворцов. Весь город, как музей под открытым небом. У нас и «Рождение Венеры» Ботичелли, и «Давид» Микеланджело, и вообще, длинный ты жердь, в моем городе произведений искусства как звезд на небе.
— Да у нас одна Падающая башня всех ваших произведений стоит.
— Пизанская башня?! Ха-ха! Она того и гляди рухнет. И не видать вам больше туристов, как своих ушей. И денег, которые они приносят вашему городишке.
— Не волнуйся, восемь сотен лет простояла и еще простоит.
— Конечно, ведь рассказывают, что вы, безумные пизанцы, ее по ночам поддерживаете, чтобы не упала. То-то, я думаю, что ты на той неделе такой изможденный из Пизы приехал. Я сначала решил, что ты ночи в объятиях знойных женщин проводил, поэтому и высох весь, а ты на самом деле все ночи свою падающую колокольню поддерживал, — покатился со смеху Тони.
— Слушай, ты, весельчак! — хотел что-то резкое возразить своему приятелю Джани, но его речь прервал мобильный телефон.
Джани взял трубку и, коротко поговорив, сказал, обратившись к Яшидо:
— Звонил Джино. Он ждет нас в машине возле церкви Тринита дель Монти.
Компания, рассчитавшись за стол, вышла на Площадь Испании и, минуя фонтан «Лодочка», поднялась по знаменитой лестнице, которая вместе с Площадью Испании уже более двух веков является центром притяжения всех посетителей Рима. Многие великие люди, такие как Гете, Байрон, Стендаль, Бальзак и Ганс-Христиан Андерсен, жили некогда здесь в близлежащих домах.