В 1839 году, после окончания очередной русско-турецкой войны и восстановления связи с Россией, в Русике вновь появились русские иноки, которым тогдашние его хозяева – греки – выделили для проживания корпус, а для богослужений – отдельную церковь. Уживание двух братств оказалось очень трудным, свидетельством чему явился так называемый «Греко-русский процесс», сотрясавший монастырь в 1874–1875 годах. Процесс этот закончился в 1875 году избранием русского игумена схиархимандрита Макария (Сушкина), и этот момент можно считать датой окончательного перехода монастыря к русским. Отныне Русик вновь соответствовал своему названию.
Это событие было с радостью встречено всеми русскими афонитами – не только насельниками Русика, но и множеством рассеянных по Святой Горе русских пустынников и отшельников. Немало наших соотечественников было и среди сиромах – странствующих монахов, не имевших собственной кельи и скитающихся от монастыря к монастырю в поисках подаяния. К тому времени число русских сиромах, которых постоянно кормил Свято-Пантелеимонов монастырь, достигло тысячи человек.
Всем этим пустынникам и странникам, вытесненных со своих мест монахами-греками и не имеющих где главу приклонить, архимандрит Макарий разрешил обосноваться на земле, принадлежащей Русскому монастырю. Так в местности, называемой Крумица, рядом с границей Хиландарского монастыря возник скит Новая Фиваида.
Новый скит начал быстро заселяться, и уже через десять лет после основания дикая прежде местность представляла собой монашеский город, в котором жило до четырехсот иноков, числившихся в братии Свято-Пантелеимонова монастыря.
К сожалению, расцвет этот был бурным, но недолгим, и скит в целом разделил печальную историю основавшего его монастыря. Сначала Первая мировая война, а затем революция в России подорвали благосостояние русского иночества на Афоне. Курс греческого государства на эллинизацию Афона, взятый в 1920-е годы, поставил непреодолимую преграду для пополнения афонского монашества выходцами из России. Хиреть и увядать стала жизнь Русика, прежде бившая ключом, и скит Новая Фиваида опустел. Монахи, перебравшиеся в монастырь, вывезли оттуда все, что смогли, оставив одни стены. Долгое время скит стоял мертвым, постепенно превращаясь в руины. Заброшенные корпуса с пустыми глазницами окон, обвалившиеся купола храмов удручающе действовали на паломников, посещавших Святую Гору, представляя собой словно бы символ находящейся в советском пленении Русской Церкви.
Пустынь Новая Фиваида. Современный вид
Однако не так давно жизнь в заброшенном скиту стала возрождаться. В 2000 году в старые руины пришли монахи, и здесь возобновилась монашеская жизнь. Новым насельникам пришлось преодолевать неисчислимые трудности, но помощь Божия споспешествует современным подвижникам, о чем свидетельствует чудо заступничества святого великомученика Пантелеимона, недавно произошедшее в скиту.
В 2012 году, когда должно было торжественно праздноваться столетие со дня освобождения Святой Горы от турецкого владычества, Афон поразила страшная беда – лесной пожар. Летние пожары являются бедствием Афона, где температура поднимается до сорока градусов, а дождя может не быть несколько месяцев. Девственные леса из смолистых сосен, которыми покрыта большая часть полуострова, в жаркое и сухое лето представляют собой факелы, готовые вспыхнуть от малейшей искры. Именно это и случилось на Святой Горе в начале августа 2012 года.
Огонь загорелся недалеко от границы монашеской республики, рядом с греческим скитом Моноксилит. Сначала ветер дул от Афона, но потом поменялся, и огонь начал с невероятной скоростью распространяться вглубь Святой Горы. Пламя, гонимое ветром, сползало и поднималось по горным склонам и ущельям. Моноксилит сгорел дотла. Следующим на пути следования огня был русский скит Новая Фиваида. Это было вечером 8 августа, в канун дня памяти великомученика и целителя Пантелеимона, торжественно празднуемый всеми русскими иноками Афона.
К полуночи огонь, двигавшийся с огромной скоростью, уже подошел к скиту и окружил его огромной пятнадцатиметровой стеной со всех сторон. Рев пламени был слышен издалека, камни плавились от жара. Хвойные деревья, оказавшиеся на дороге огненной стихии, буквально взрывались снопами искр, самые толстые стволы работали как печи: в прогоревшей сердцевине угли полыхали, раздуваемые ветром.