В первой фразе — А мы такие загораем — все нормально. Девушки красивые, спору нет, поэтому вполне естественно, что они предлагают всем мысленно полюбоваться, как они загорают. Совсем другое дело — фраза А мы такие зажигаем. Об этом глаголе я еще как-нибудь напишу отдельно, но сейчас важно, что он не указывает на какое-либо конкретное действие. Зажигать можно самыми разными способами, главное, чтобы было… зажигательно.
И когда говорят, что кто-то зажигает, мы понимаем, что человек хорошо проводит время, но не можем себе точно представить, что именно он делает. А в такой ситуации использовать «изобразительное» местоимение такой довольно странно.
Действительно, одно дело Я такая захожу, Я такая сижу, курю или даже Я такая зажигаю спичку и подношу к его сигарете — но совсем другое Я такая развлекаюсь, Я такая пускаюсь во все тяжкие или Я такая зажигаю. По-моему, это неудачно.
И уж совсем неестественно звучит фраза А мы такие загорели. Местоимение такой в сочетании с глаголом служит сигналом, что надо «увидеть», как именно это происходило, а за ним следует форма загорели с, так сказать, перфектным значением — она предлагает сконцентрироваться как раз не на процессе, а на результате. Как нам объясняли когда-то про значение глагольных форм серии perfect в английском языке: действие завершено, и результат налицо. То есть, в данном случае, на лице. И не только. Так что уж либо Мы так загорели, либо Мы такие загоревшие.
Но тут вот что интересно. Мне могут возразить: какое вообще может быть правильно-неправильно, когда речь не идет о кодифицированном литературном языке?
А кто-то еще скажет: да это все неправильно. А я такая захожу — тоже, мол, неправильно.
Тем более, что я сама не являюсь носителем той разновидности русского языка, где есть значение местоимения такой, о котором я повествую. А девушки-фабрикантки, вероятно, как раз являются. Можно сказать: раз их устраивает, значит, для них это правильно.
И все же я уверена, что А мы такие загорели — неправильно, неправильно, неправильно. И в жизни даже сами певицы так наверняка не говорят.
Культура и отдых
Среди слов — героев нашего времени — выделяется словечко отдыхает. Например, человек на вопрос о том, хорошо ли поет его сосед, жизнерадостно отвечает: Басков отдыхает! Хорошо, значит, поет. К одним людям это слово прилипло и не отлипает, других от него трясет, третьи цитируют его со смехом. Что-то в нем есть такое — дразнящее.
Сама по себе логика тут понятна.
Например, освободить от занимаемой должности — это такой эвфемизм. Как будто должность тяготит человека. На самом-то деле имеется в виду, что место от человека освобождают.
Да и слово уволить — от воли. И, скажем, немецкое entlassen — уволить, а буквально отпустить. Посредников просят не беспокоиться — читай не беспокоить. Так что в принципе все понятно, но интересно: откуда взялась именно эта формулировка? У меня есть гипотеза, но сначала хочу сказать о самом глаголе отдыхать.
Этот глагол за два последних века довольно сильно изменил набор своих значений (его эволюцию недавно подробно описала моя коллега Анна Зализняк). Например, у него были значения «не умереть, остаться живым» и «успокоиться, убедившись в том, что опасность миновала»: Я подумал, что дедушка умер <…>, но Параша скоро воротилась и сказала, что дедушка начал было томиться, но опять отдохнул (С. Т. Аксаков. Детские годы Багрова-внука); Для шутки камешек лукнул / И так его — зашиб, что чуть он отдохнул (И. Дмитриев. Два голубя) … с одним нахалом казаком, которого за насмешки я хватил неловко по голове нагайкою <…> да, к счастию, он отдохнул (М. Н. Загоскин. Юрий Милославский, или Русские в 1612 году); — Фу, братец, как ты меня напугал, — проговорил Заруцкий, садясь на канапе, — насилу могу отдохнуть! (М. Н. Загоскин. Вечер на Хопре). Вообще раньше отдых был больше связан с дыханием (отдохнуть как отдышаться или перевести дух). В XX веке значение избавления от усталости стало у слов отдыхать и отдых основным. У них также развилась идея не-работы и особым образом проводимого досуга: проводить на заслуженный отдых, т. е. на пенсию, дом отдыха, парк культуры и отдыха, зона отдыха, отдыхающие, культурно отдыхать (что бы это ни значило), Я уже отдохнул (в этом году уже съездил в отпуск) и т. д. Оно и понятно: канонизация форм отдыха служила необходимым дополнением культа труда. Доходило до смешного, как в знаменитой формуле борьбы рабочих за свои права: «Восемь часов работе, восемь часов отдыху, восемь часов сну».
Это — то есть поездка на работу и обратно на трамвае, стояние в очереди за туалетной бумагой, чистка картошки, стирка и пр. — это все отдых. Потому что не работа в смысле не общественно-полезный труд.
В связи со словом отдыхать нельзя не вспомнить замечательный довлатовский пример:
Случилось это в Пушкинских Горах. Шел я мимо почтового отделения. Слышу женский голос — барышня разговаривает по междугородному телефону:
— Клара! Ты меня слышишь?! Ехать не советую! Тут абсолютно нет мужиков! Многие девушки уезжают так и не отдохнув!
Пример, конечно, шуточный, но совершенно понятный: не отдохнув — значит не получив того, за чем ехали в отпуск, которого дожидались 11 месяцев, томясь на работе.
Но вернемся к новому употреблению глагола отдыхать (Басков отдыхает). У меня есть гипотеза, откуда оно взялось. Это, впрочем, чистая игра ума, никаких доказательств у меня нет. Мне кажется, что оно пришло из спорта, прежде всего из тренерской речи. Я представляю себе, например, футбольного тренера, который производит замену игроков на поле. Удаляя игрока, он как раз и может сказать: Такой-то отдыхает. Отдыхает, то есть не работает, то есть не нужен, то есть недостаточно хорош.
Здесь характерна еще замена повелительного наклонения на изъявительное, причем на третье лицо: не отдохни, а отдыхает. Как будто это не распоряжение, а констатация свершившегося факта.
А скорее, тренер даже не заменяет игрока, а выбирает, кто выйдет на поле, а кто будет сидеть на скамейке запасных. Это отдыхает — формула отвержения. От нее один шаг до метафорического употребления: Басков отдыхает, потому что появился кое-кто получше. Сосед, то есть, который поет.
Слово и дело
Хорошо известно, что для живой неподготовленной речи человеку необходимы особые языковые средства. Например, заполнители пауз и показатели неточности выбранного слова (всевозможные типа, это самое, как бы). Без них человек просто не успевал бы формулировать, облекать в слова свои соображения. Так сказать, не мог бы угнаться бы за мыслями-скакунами. Этой же цели служат слова с максимально широкими значениями — типа штука или хреновина. Причем интересно, что иногда в этой роли выступают слова с исходно предметным значением (штука, вещь), а иногда — с отвлеченным (это дело). Вот у Галича: Мы пивком переложили, съели сельдь, Закусили это дело косхалвой. А у Окуджавы — наоборот: Любовь — такая штука, В ней так легко пропасть. Да это еще у Толстого было: