Выбрать главу

– 

Она не говорила… – прошептал Ри.

– 

Она и не скажет, – Ит опустил голову, плечи его поникли. – Слишком сильная, чтобы сказать. И гордая. Не смог я ничего сделать, Ри. Метастазы в лёгких. Врач сказал, что от пяти до семи месяцев.

– 

Когда сказал? – севшим голосом спросил Ри.

– 

Неделю назад. Теперь ты понимаешь, почему я могу поехать только на два дня?

Ри кивнул. Ит стоял перед ним неподвижно. Ри положил руку ему на плечо.

– 

Держись, – прошептал он.

– 

Ненавижу это слово, – поморщился Ит. – Никчёмное, пустое. Ты ведь понимаешь, откуда это всё на самом деле?

– 

В смысле?

– 

Они нас всё-таки убили, – Ит покачал головой. – Ну или почти убили. Ещё немножко, и убьют уже полностью.

Катер подходил к берегу, и надо было поторопиться – на причале толпился народ, стоявший в очереди на посадку. Подхватили рюкзаки, перепрыгнули на мокрые доски пристани, расплатились – теперь ввели новую систему, платить надо было не на входе, а на выходе. Пробрались сквозь толпу и вскоре уже стояли возле уродливого бетонного забора. Могилы «нехристей» от посторонних глаз городское управление предпочитало прятать.

…Серо-чёрный гладкий камень, с которого улыбается своей замечательной улыбкой Кир. Камень мокрый, и поэтому кажется, что он улыбается и плачет одновременно.

«Кир, Кирушка… Как же было хорошо, родной, когда ты был с нами, и как же плохо теперь, без тебя. Но хорошо, если слово «хорошо» тут вообще уместно, то, что на твою могилу мы хотя бы можем прийти, а вот на могиле Фэба я не был лет восемьдесят. Или больше? Сбился со счёта, дурак старый, но давно не был, и тоскую, как я тоскую – и по тебе, и по нему… Ты был таким добрым, таким замечательным, ласковым, понимающим. Ты оказался мудрее и прозорливее всех нас, и как ты берёг нас, скъ`хара, как заботился о нас, и как быстро ты научился понимать те вещи, которые, казалось, и понять-то невозможно… Когда был ты, даже моя старая боль, и та была как-то сглажена, потому что когда рядом с тобой столько счастья, сам становишься счастлив тоже, и… С тобой было легче. Правильнее. Спокойнее.

Когда ты был, весь мир был лучше.

А теперь…»

Ри стоял рядом с камнем и задумчиво кивал каким-то своим мыслям. Ит тоже постоял, помолчал. Потом принялся спешно приводить могилу в порядок – собрал раскисшие от дождя бумажные цветы, отнёс на мусорку. Обмахнул основание камня стёршимся веником, убрал с него налипшие листья. Вытащил из ножен небольшой самодельный нож и принялся обрезать лилейники, иначе листья полягут осенью, и весной будет чёрт-те что.

– 

Ит, ты скоро? – спросил Ри.

– 

Пять минут, – отозвался тот. – На той неделе сделать не получилось, втроём ездили. Рыжий опять своих бумажек натащил… Надо цветы обрезать, и я тебе ещё хосты эти выкопать должен. Ри, слушай, дойди до конторы, принеси ведро воды, а?

– 

Ладно…

Бумажные цветы, которые сейчас выбросил Ит, делал Скрипач. Научился во время своей полугодовой отсидки в дурдоме – там их заставляли крутить цветы для кладбищенских венков. И теперь он время от времени делал рейды по городу и покупал папиросную бумагу в канцелярских, если попадалась. Цветы эти, аляповатые, дурацкие, неживых кричащих расцветок, скапливались в сентябре и октябре в их комнате в огромных количествах. На могилу Скрипач их тоже отвозил – и весь сентябрь и половину октября могила напоминала то ли какой-то нелепый торт, то ли кабинет труда, в котором младшие школьники готовились к Первомаю. Ит всегда поступал одинаково. Он дожидался окончания обострения, во время которого Рыжий мог сорваться в любой момент и поехать в Миусы, а потом потихоньку приезжал сам и отправлял цветы в помойку. Вернее, уже не цветы, а груду раскисшей папиросной бумаги.

На самом деле (и Берта, и Ит прекрасно про это знали) у Рыжего был просто нервный тик – в эти периоды ему необходимо было что-то крутить в руках. Не имело принципиального значения, что именно – если бумаги не было, в ход шло всё, что угодно. В первые годы они со счёта сбились: изорванные в клочья полотенца, наволочки, вещи… Потом Рыжий впервые добыл где-то бумагу и сделал первый букет – четыре омерзительно розовые розы на толстых бумажных стеблях, крашенных акварелью.

– 

Молодец, – похвалил его тогда Ит. – Совсем другое дело.

…Ри принес воду в мятом зелёном ведре, поставил на землю. Сел на мокрую лавочку рядом с могилой, закурил. Дождь вроде бы стал потише, но облака и не думали расходиться, напротив – казалось, они опустились ещё ниже. Темнело.

– 

Ри, я уже почти всё, – Ит намочил тряпку и принялся с лихорадочной поспешностью мыть камень. – Сейчас… Найди у меня в кармане рюкзака сумку и газеты, надо будет хосты завернуть.

– 

Предусмотрительный какой, – похвалил Ри. Расстегнул карман – точно. Всё аккуратно лежало на месте, и сумка, и старая «Правда».

– 

А что делать, – Ит вылил оставшуюся воду в дренажную канавку. – Ну, вроде бы всё. Хорошо, что я ограду ещё летом покрасить успел. Сейчас делать меньше.

– 

И то верно, – кивнул Ри.

– 

Слушай, положи цветы к себе, – попросил Ит. – У меня бутылки, боюсь, помну.

– 

Нет вопросов…

На пассажирский терминал успели за десять минут до отхода автопоезда. Втиснулись в своё купе – полки им достались верхние, повезло – кое-как разложили вещи, отдали проводнику билеты. Караван тронулся.

– 

Нормально, – констатировал Ри, вытягиваясь на полке. – Хорошо ещё, что на десятичасовой взять получилось. А то тащись четырнадцать часов, одуреешь.

– 

Билеты только дорогие, – посетовала снизу какая-то средневозрастная тётка. – Совсем очумели с билетами.

– 

Да нет, сударыня, нормально билеты стоят, – возразил Ит. – Это ж купе. Да ещё и с бельем. Да ещё на втором ярусе. Так что грех вам жаловаться.

– 

Ой, молодой человек, я хотела спросить вас… – Женщина сконфузилась. – Вы случайно туберкулезом не болеете? А то у меня ребёнок, и я…

– 

С какой радости вы это решили? – опешил Ит. Свесился с полки и с большим удивлением посмотрел на женщину.

– 

Ну… вы худой и бледный, у меня брат болел, умер, и я… простите, я теперь всех спрашиваю. – Она потупилась.

– 

Нет, я ничем не болею, – успокоил её Ит. Отвёл в сторону воротник пиджака. – Значок видите? У нас больных не держат.

– 

Ох, простите. Инспектор транспортного отдела, караванный. – Она смутилась. – Ну да, у вас же комиссии всякие… действительно. Просто вы выглядите… простите ещё раз…

– 

На работе устал, – Ит снова улыбнулся. – Но это мы быстро поправим. Мсье, лезьте вниз, и давайте угостим даму, – позвал он Ри. – Водку будете, или сгонять к проводнику за более благородным напитком?