Русский спецназ. Трилогия в одном томе

Отовсюду слышались короткие очереди и ответные винтовочные выстрелы. Штурмовики уничтожали остатки обслуги летного поля.

В небесах раскрылись десятки парашютов. Мазуров ждал пополнения как манны небесной, потому что с теми людьми, что у него сейчас были, наступление на форт захлебнется.

Штурмовики захватили еще одно исправное зенитное орудие. Минут за двадцать они дотащили его почти до самого форта, но там их прижал к земле пулемет.

Крупнокалиберные пули зениток и снаряды горного орудия крушили бетон дота, но, когда штурмовики поднимались в очередную атаку, думая, что наконец‑то расправились с дотом, пулемет опять оживал и успевал скосить двух‑трех штурмовиков, прежде чем они вновь падали на землю, прячась за камнями и холмиками.

– Проклятие, проклятие! – Мазуров смотрел в небеса, на все увеличивающиеся парашюты, когда ему сообщили о высадке на северной оконечности острова.

Германцы смогли подбить один из «Русских витязей» в воздухе, но, хоть машина и была потеряна, штурмовики успели из нее выброситься.

– Кто‑то сильно просчитался в расчетах, – прошипел Мазуров.

Очевидно, кто‑то из германских офицеров любил конные прогулки, но как ему удалось привезти сюда коня, уму непостижимо. Наверное, задействовал связи в морских кругах. Штурмовики нашли обезумевшее от стрельбы животное в одной из уцелевших построек. Конь рвался с привязи, грыз ее, вставал на дыбы, никого к себе не подпуская. Штурмовики попробовали его отвязать и выпустить, но конь чуть не зашиб смельчака копытами. В качестве тягловой силы его использовать было явно нельзя. Конь к таким занятиям не привык и походил сейчас на необъезженного скакуна диких прерий. Голову своротишь, усмиряя его.

– Красавиц какой, – не унимался штурмовик, поглядывая на иссиня‑черного коня.

– Брось ты, – советовали другие.

– Убьют ведь его. Жалко, – тосковал штурмовик, что‑то вспоминая.

Конь вдруг, видимо, понял, что хотят ему добра, успокоился на какой‑то миг, чем и воспользовался штурмовик, быстро его отвязав. Конь, почувствовав свободу, захрапел, вырвался из постройки, едва не раздавив по дороге других штурмовиков, но те бросились от него врассыпную, как воробьи.

– Красавиц какой, – провожал его грустным взглядом штурмовик.

«Мать вашу, просто идиллическая картинка», – заметив коня, подумал Мазуров. Он лежал за каменной грядой, как и большинство штурмовиков, в сотне метров от форта.

– Прижали нас, командир, – рядом с Мазуровым упал Тяжлов и тоже спрятался за камень.

– Эй, не высовывайся, – прикрикнул на него Мазуров, но сам выглянул из укрытия и посмотрел на дот, приставив к глазам бинокль. Иначе ничего не разглядишь. Быстро убрался восвояси – отблески на оптике могли привлечь внимание пулеметчика, а то, что он не зря ел свой хлеб, Мазуров уже имел возможность убедиться.

– Ребята нашли кучу патронов для зениток. Сейчас притащат.

– Это радует.

Несколько минут назад ему сообщили, что третий отряд высадился неподалеку от бухты, занял господствующие позиции и сейчас окапывается, ожидая контратаки морского десанта. Их обстреливали еще в воздухе. А затем штурмовики вступили в рукопашную на земле. Потери уже приближались к трети состава. Штурмовики попробовали захватить ремонтные мастерские, но их встретили таким шквальным огнем, что они предпочли побыстрее убраться. Второй отряд продвигался к деревне, пока почти не встречая сопротивления.

– Что делать‑то будем? – спросил Тяжлов.

– Штурмовать, – огрызнулся Мазуров.

Полевое орудие стреляло навесом, оставаясь недоступным для пулеметчика, но, чтобы попасть в эту узкую щель амбразуры, даже при прямой наводке, требовалось обладать просто снайперскими способностями. Если же орудие выкатить на прямую наводку, пулеметчик скосит весь ее расчет. Мазуров корректировал огонь, но первые снаряды даже близко к цели не легли.

– Оттащите ее подальше, – приказал тогда Мазуров.

Приказ его передали по цепочке.

– Сколько снарядов осталось? – спросил он.

– Восемнадцать, – сообщили ему.

«Скверно».
Если снаряды закончатся, ему совершенно не нравилась перспектива положить здесь половину своего отряда, прежде чем они доберутся до дота и закидают его гранатами, а ведь придется.
«Ну уж дудки».
Следующий снаряд впился в бетон форта, оставив на нем небольшую царапину. Бомбить его, даже с аэропланов, все равно что камешками осыпать. Ничего ему не будет.
После каждого выстрела орудие чуть откатывалось назад.
Мазуров сообщил результат стрельбы. Что уж там сделал орудийный расчет, опустил ли ниже ствол – хотя куда уж ниже опускать, снаряды пролетали почти над головами штурмовиков, распластанных на земле, – или чуть отодвинул пушку, Мазуров не знал, но следующий снаряд почти попал в цель.
Перелет.
Седьмой снаряд внутрь дота так и не попал, но разорвался в амбразуре. Осколками если уж не разворотило пулемет, так уж того, кто за ним сидел, должно было достать.

– Пошли! – истошно закричал Мазуров.

Сто метров, отделяющих от форта, штурмовики проделали со спринтерской скоростью, не будь на них оружия, то могли бы достойно выступить на соревнованиях. Особенно трудно дались последние метры, когда пришлось взбираться на холм, на котором и возвышался форт. Земля осыпалась под ногами, рифленые подошвы скользили. И вдруг Мазуров увидел, что заветная дверь в форт, которую он намеревался взорвать, открывается сама, но он догадался, почему это происходит, а укрыться здесь на холме было негде.

Негде!
Крик застрял у него в горле, он вскинул автомат, чтобы попробовать достать этот темный силуэт, маячивший в проходе, но опять поскользнулся, и пули пошли высоко вверх. Из форта полоснула автоматная очередь. Мазуров услышал, как кто‑то рядом с ним закричал, упал, но оборачиваться он не стал, потому что все его внимание привлекли скатывающиеся по склону две гранаты.
Бам, бам.
Он заворожено смотрел на них, думая отчего‑то, что они похожи на шишки, упавшие с дерева, такие же рифленые, с выступающими краями. Через миг они взорвутся, и эти кусочки вопьются в него.
«Вот и все», – пронеслась леденящая мысль, но, к счастью, его натренированное тело не прислушивалось к тому, что творилось в мозге, рука сама пошла к гранате, пальцы обхватили ее, и Мазуров отшвырнул ее куда‑то назад, насколько можно дальше. Но со второй гранатой он ничего не успевал сделать.

– А‑а‑а.

Он ли это кричал или штурмовик, который бросился на гранату, Мазуров уже не разобрал. Штурмовика подбросило вверх на огненном столбе, но не высоко – сантиметров на десять, да и то не все тело. Ноги и голова его оставались на земле, а тело выгнуло дугой, но этот огонь, опаливший ему грудь, он смог удержать. Второй взрыв прогремел в ту же секунду далеко позади.

– А‑а‑а.

Мазуров бросился к штурмовику, присел на колено, переворачивая его. Но зачем? После такой раны никто не выживет. Из разорванного живота высовывались внутренности. Лицо перемазалось грязью, к коже пристали травинки. Толчками выплескивалась кровь – сердце еще не перестало биться. Мазуров узнал Тяжлова. Штурмовик все еще был жив. Глаза вылезли из орбит. Он что‑то хотел сказать, но вместо звуков изо рта шла только кровь, зажимал рану на животе, но внутренности все равно стали вываливаться на землю, проскальзывая между пальцами, сведенными судорогой. Мазуров смотрел уже не на штурмовика, а на дверь, которая опять открывалась.

Он унял дрожь в пальцах. На лице появилась какая‑то дикая и страшная усмешка. Автомат в его руках прыгал. Пули высекали искры и буквально разрывали в клочья темный силуэт, будто на него набросилась стая ужасных монстров наподобие пираний.