— Но если он вас намеревался ограбить, — недоумевающе заметил околоточный, — то почему же он этого не сделал? Может быть, вы боролись?
— Нет.
— Странно!
— Он приказал мне снять шубу и шапку, я снял и...
Обыватель сбросил с себя шубу, и... перед околоточным предстал черт. Стройную фигуру хорошо обтягивало черное трико, длинный красный хвост и такого же цвета рога придавали ему страшный вид.
— Что это значит? — удивленно спросил околоточный.
Обыватель осмотрел себя и только тут понял причину испуга извозчика.
— Я возвращаюсь со святочного костюмированного вечера от знакомых. Для потехи я был наряжен чертом...
На другой день извозчик-грабитель был найден. Он признался в покушении на грабеж и тут же покаялся во многих преступлениях, учиненных им над седоками. Когда ему показали обывателя без святочного костюма, он не узнал его и уверял, что в ту роковую ночь вез черта. Суду его не предали потому, что вскоре после этого он сошел с ума. Так сильно подействовал на него святочный костюм.
Роковой случай
На окраине города, в глухом закоулке, проживала бедная семья отставного чиновника, получавшего скромную пенсию. У него была красавица дочь, к которой усердно, но безуспешно сватался какой-то писец, имевший весьма ограниченные средства, а главное — преданный пороку пьянства. Молодая девушка слышать о нем не хотела, а он между тем неотступно навязывался ей в женихи, на что весьма снисходительно смотрел ее отец, водивший с ним дружбу.
Накануне Нового, 185... года она вздумала погадать о «суженом». Был второй час ночи. Она вышла на крыльцо, прислонилась к соседней двери и хотела было прислушаться к разговору, но соседи уже спали. Это гаданье не удалось. Девушка вышла на двор, приблизилась к воротам и перебросила через них туфлю, снятую с ноги. Затем приоткрыла калитку и одной ногой переступила ее, но вдруг, почувствовав под собой какой-то большой мягкий предмет, с ужасом отступила назад. Сердце ее учащенно забилось. Она мгновенно забыла о гаданье и туфле, положение которой на снегу за минуту до этого ее крайне занимало...
Она осторожно наклонилась, чтоб рассмотреть находку, и глазам ее представилась страшная картина: у ворот лежал ненавистный жених, весь перепачканный кровью...
Чтобы взять свою туфлю, нужно было переступить его труп, — но на это она не решилась и, быстро захлопнув калитку, прошла к себе в квартиру.
На другой день девушка была подвергнута строжайшему допросу. Общие свидетельские показания говорили, что она питала к покойнику глубокую ненависть, но тем не менее, по непреклонной воле родителей, должна была выйти за него замуж.
— Не запирайтесь! — говорили ей. — Признайтесь: это ваших рук дело... Улики налицо: около убитого найдена туфля, оказавшаяся вашею. Кроме того, один ваш чулок носит на себе следы крови...
Обвиняемую арестовали. Ее оправданиям не придавали никакого значения. Ее слезы, ее чистосердечные клятвы никого не трогали.
Прошло много времени. Над виновной должен был состояться суд, и, вероятно, ей пришлось бы отбыть тяжелое наказание. Но до сведения сыскной полиции дошло, что некий посетитель трактиров того околотка, в котором произошло вышеизложенное, будучи как-то в пьяном виде, признался при свидетелях, что из-за него неповинно страдает молодая девушка, подозреваемая в убийстве своего жениха. Дальнейшие розыски подтвердили это. Его задержали, и он признался, что убийство совершено им, но без заранее обдуманного намерения.
— Мы встретили с ним Новый год в кабаке, возвращаясь из которого о чем-то на улице повздорили. Он ударил меня, — я обозлился и так неудачно ответил ему по физиономии металлической палкой, что он умер.
На суде ему было дано «снисхождение». Мнимая же преступница была немедленно освобождена.
Суженый
Дочь значительного чиновника Анюта Новикова была влюблена в блестящего гвардейского офицера, известного в 1850-е годы весельчака и донжуана.
Он был желанным гостем в доме Новикова, который, замечая неравнодушие своей дочери к нему, не прочь был назвать молодого повесу своим зятем...
Недели за три до рождественских праздников офицер внезапно скрылся с горизонта петербургской жизни. Никакие справки ни к чему не приводили. Ходили слухи, будто бы его замешали в какое-то чуть ли не политическое дело и что он арестован до следствия, но насколько все это было справедливо, никто не мог проверить.