Семья Новиковых, разумеется, сокрушалась, но в особенности эти сведения подействовали на впечатлительную натуру Анюты. Она, как выражались окружающие, «разом притихла, точно пришибленная»: стала чаще ходить в церковь и дольше обыкновенного стоять на коленях перед образами...
Накануне Нового года, когда вся семья собралась в гостиной возле елки, которую устраивали ежегодно в этот день для младших сестер и братьев Анюты, раздался резкий звонок, и через минуту на пороге комнаты появился веселый и торжествующий гвардейский офицер.
Он был встречен общим восторгом. На вопросы Новикова он успел ответить только:
— Был предательски оклеветан, но следствие убедилось в моей невиновности, меня выпустили из каземата, и — вот я опять среди вас. А где Анна Павловна? Отчего я ее не вижу?
— Вероятно, в своей комнате...
В разговор вмешалась старая нянька:
— Да, да, барышня у себя... Кажись, гадать на зеркалах собралась.
— Гадать? — рассмеялся офицер. — Проведи-ка меня, нянюшка, к ней — я ей суженым покажусь.
Повела его старуха к барышне.
Анюта сидела между двух зеркал и держала в руках две зажженные свечи.
Офицер следил за ней сквозь замочную скважину и видел, как девушка, бледная и сосредоточенная, пристально гляделась в зеркало и вызывала воображением милые и дорогие или чудовищные образы, на которых, в сущности, и построены все новогодние гаданья.
— Ишь, голубка, — шепотом произнесла нянька, — суженого высматривает.
— Сейчас увидит! — сказал офицер, шумно распахнув дверь и появляясь картинно на пороге.
Анюта вскрикнула, свечи выпали из рук и потухли.
Девушка не скоро пришла в себя. Похолодевшую, уложили ее в постель, с которой она уже и не вставала.
За неделю до Масленицы эту несчастную жертву экзальтированного гаданья и невинной шутки хоронили.
За хитрость — хитрость
Путилину было заявлено на рождественских праздниках, что шайка профессиональных воров ходит под видом компании ряженых по богатым домам и нагло обворовывает доверчивых людей, впускающих этих костюмированных грабителей к себе, принимая их за своих знакомых, так как, прежде чем войти в квартиру, они непременно прикрывались фамилией, хорошо известной хозяевам.
Агенты сыскной полиции насторожились, и вскоре им удалось напасть на следы воровской шайки.
Путилин каким-то образом проведал, что воры на четвертый день праздника сбираются на маскарадную вечеринку к одному полковнику, проживавшему на Литейном проспекте.
Сейчас же был предупрежден, конечно, относительно этого полковник. Но ему советовали не беспокоиться, так как вместе с ворами у него будут в гостях и сыщики.
Действительно, вечером у полковника собралось значительно большее число замаскированных, чем он предполагал.
Гости очень веселились, и никто не замечал, как в квартире постепенно пропадали ценные вещи.
Воры, как оказалось, приехали на вечеринку со своим лакеем, который и оставался в передней с шубами своих «господ». Ливрея у этого лакея была широкая, с глубокими карманами, в которые и упрятывались все вещи, уворованные его «господами». Те поминутно выходили в переднюю будто бы освежиться от прилипавшей к лицу маски и тихонько передавали ему свои приобретения. Когда же он оказывался совершенно нагруженным, его одного отпускали домой, а затем уезжали и сами как ни в чем не бывало. При таких условиях они безбоязненно посещали чужие квартиры. Если бы даже в конце концов где-нибудь их заставили снять маски, то и в этом случае они имели возможность вывернуться: «Пришли, мол, на огонек; захотели повеселиться. А если-де вы посторонних не принимаете, то должны были нас осмотреть в передней». А маскированных разве осматривают? Всякий интерес пропадает. Принято их угадывать.
Сыщики зорко следили за ворами, и в особенности за лакеем, лицо которого было тоже прикрыто маской. Но вот он стал уходить.
Один из помощников Путилина, разумеется, тоже маскированный, его предупредил. Спустился раньше и приказал карете «подавать».
Как только воровской сообщник вышел, агент любезно распахнул перед ним дверцу кареты, усадил его и, уместившись с ним, крикнул кучеру:
— Пошел!
Мнимый лакей карету Сыскного отделения сначала принял за свою, но потом, когда пришел к убеждению, что возле него находится незнакомый человек, не мог уяснить своего положения и недоумевающе спросил попутчика:
— Не сочли вы меня за своего лакея? Я, ей-Богу, не ваш...