— Мне очень бы хотелось видеть эту сиротку-миллионершу... — задумчиво произнес Путилин. — Более того, мне это необходимо. Поэтому ты должен, доктор, устроить вот что: повезешь меня в дом господина Приселова и представишь меня в качестве профессора-невропатолога, которого пригласил для консультации.
— Признаюсь, ты меня удивляешь... Для чего тебе это надо, Иван Дмитриевич?
— Кто знает... — улыбнулся он. — Быть может, я окажусь более счастливым и мудрым врачом, чем ты, и скорее вылечу твою пациентку, если... если это еще не поздно.
Последние слова он особенно подчеркнул.
— Итак, ты можешь это устроить?
— Конечно, конечно... — ответил я, сильно озадаченный.
— То-то, доктор. Я ведь могу тебя и арестовать, так как над... тобой тяготеет сильное подозрение.
— Ты шутишь? — вырвалось у меня.
— Нимало. Говорю тебе совершенно серьезно.
— Раз ты вмешиваешься в это дело, стало быть, тут есть что-нибудь криминальное?
— Боюсь, что да. Вот мне и надо позондировать почву.
Мой гениальный друг рассказал мне о странном посещении его молодым человеком Беловодовым, о той сцене, которую вы уже знаете.
— Что?! Отравление? — произнес я в сильнейшем недоумении.
— Да. Он подозревает, что его невесту, как он называет мадемуазель Приселову, медленно отравляют.
— Но это вымысел, чистейший абсурд и фантазия! Я лечу ее и могу поручиться, что ни о каком отравлении не может быть и речи.
— Не знаю, не знаю... — задумчиво произнес Путилин.
— А тебе не приходит мысль, что этот господин Беловодов сам отравлен... душевным недугом?
— Очень может быть. Вот ввиду всего этого мне и надо осторожно расследовать дело. Мой долг пролить свет на это заявление. Когда мы можем поехать туда?
— Да когда хочешь. Я навещаю больную почти ежедневно.
— В таком случае я заеду к тебе через час-полтора.
И действительно, через полтора часа он приехал.
Но даю вам честное слово, я совершенно не узнал его! Передо мной стоял совсем другой человек.
Сгорбленный, в длинном черном сюртуке, опирающийся на трость с круглым золотым набалдашником. Волосы, обрамляющие большую лысину, торчали характерными вихрами, как у немецких профессоров — кабинетных ученых.
Грим был поистине великолепный, и я не мог удержаться от восклицания восторженного удивления.
— Ну-с, доктор, едем! Вези известного профессора к твоему доброму дядюшке. Кстати, сегодняшнюю ночь я хочу провести под его гостеприимной кровлей.
— Но как это устроить? — спросил я Путилина.
— Очень просто. Ты заявишь, что я хочу понаблюдать за больной в течение ночи-другой, а может быть, и третьей. Надеюсь, что в доме господина Приселова найдется комната для ночлега?
Путилин — профессор-невропатолог
Через полчаса мы входили с Путилиным в роскошную квартиру Приселовых.
В передней элегантный господин Приселов во фраке собирался уже облачаться в пальто.
При виде Путилина сильное изумление отразилось на его лице.
— A-а, доктор, добро пожаловать... — радушно проговорил он, смотря с недоумением на моего знаменитого друга.
— Позвольте вам представить, господин Приселов, моего старшего и уважаемого коллегу, профессора-невропатолога... Вишневецкого... — начал я, называя Путилина первой попавшей на ум фамилией. — Я пригласил его на консультацию, так как считаю болезнь вашей племянницы довольно сложным медицинским случаем.
Путилин и Приселов обменялись рукопожатием.
— Очень вам благодарен, доктор, за вашу любезность, но... разве действительно болезнь моей племянницы опасна?
— Не скрою, что случай довольно опасный. Силы больной тают с какой-то непонятной быстротой.
— Посмотрим, посмотрим... — потирая руки, проговорил Путилин, входя в зал. — А больная у себя? Она лежит, коллега?
— Сегодня она пробовала вставать, но вот недавно, почувствовав сильную слабость, легла... — поспешно ответил Приселов.
Мы втроем направились к ней.
В небольшой комнате, роскошно убранной, с массой мягкой мебели и ковров, лежала на кровати моя пациентка. Прелестная молодая девушка была сегодня особенно бледна. Глаза горели особым блеском, синие круги окаймляли лентой эти широко раскрытые глаза.
— Ну, как мы чувствуем себя сегодня, милая барышня? — задал я мой обычный вопрос.
— Очень плохо, доктор... — тихо слетело с бледных губ. — Все кружится голова, и сердце все замирает.
— Ничего, ничего, вот профессор, мой друг, поможет вам, барышня.