— Ты, стало быть...
— Теперь для меня все ясно: девушку, твою пациентку, действительно отравляют...
— Но чем?.. — прошептал я, глубоко пораженный.
— Вот это-то и надо расследовать, мой плохой доктор... — шепнул мне Путилин.
Чудеса Индии. Нежный дядюшка-опекун
В роскошной дубовой столовой был сервирован утренний завтрак — кофе по образцу английского ленча.
— Прошу вас, господа! — любезно пригласил нас дядюшка-опекун. — Я, право, не знаю, как благодарить вас за ваше сердечное отношение к моей больной девчурке.
Путилин пристально разглядывал одну бутылку.
— Откуда у вас, господин Приселов, этот редчайший нектар? — быстро задал он вопрос хозяину дома.
— Из Индии... Я путешествовал по ней и вывез оттуда несколько бутылок.
— Давно вы путешествовали?
— Я вернулся несколько месяцев тому назад.
— Когда вы вернулись, ваша племянница была здорова?
И опять я увидел, что Путилин и Приселов обменялись взглядами холодного бешенства. Точно два врага, готовые броситься друг на друга...
— Да, она заболела несколько позже, хотя еще и раньше она страдала нервозностью.
— Как жаль, что вы не могли предугадать возможность ее заболевания! — покачал головой Путилин.
— Почему? — вырвалось у Приселова.
— Да очень просто: в Индии, в этой стране всевозможных чудес, в этой колыбели человечества, находятся величайшие мудрецы, которые знают замечательные рецепты для исцеления больных от различнейших болезней. Как вам известно, вся европейская медицина началась с Востока.
— А... а вы хорошо знаете, профессор, культуру Востока? — усмехнулся еле заметно Приселов. — Прошу вас, чашку кофе...
— Благодарю вас. Я по утрам ровно ничего не пью, за исключением стакана воды.
— Ого, какая воздержанность!.. Вы, доктор?
— Благодарю, я предпочел бы стакан чаю... — ответил я.
— Вы спрашиваете, хорошо ли я знаю культуру ядов Востока? — быстро задал вопрос Путилин.
— Виноват, сколько мне помнится, я ровно ничего не говорил про культуру ядов... — насмешливо ответил дядюшка-опекун.
— А, тысячу извинений, господин Приселов! Я страшно рассеян... Такова уж наша болезнь, ученых-чудаков... — пробормотал Путилин.
Наступило довольно продолжительное молчание.
— Могу я узнать, профессор, ваше мнение о болезни моей племянницы? — нарушил неловкость его хозяин дома.
— Я еще не пришел, господин Приселов, к окончательному выводу. Случай настолько сложный и замечательный, что поставить верный диагноз не так-то легко. Скажу вам только одно, что если мы не распознаем болезнь, то ваша племянница может умереть очень скоро, через несколько дней.
— Может быть, господа, вы желаете пригласить еще кого-нибудь из ваших коллег? Пожалуйста, распоряжайтесь по вашему усмотрению. Созовите консилиум, но только, ради Бога, спасите мою бедную девчурку.
— Вы — опекун ее?
— Да. То есть был им, а теперь — попечитель.
— У вас своих детей нет?
— Нет.
Путилин встал из-за стола, поблагодарил хозяина и направился вон из столовой.
— Я должен взглянуть на больную. Коллега, пожалуйте за мной!
Я быстро поднялся и пошел за ним.
Когда мы очутились в мавританской гостиной, смежной со спальней больной, Путилин схватился за голову.
— Боже мой, если бы только узнать, догадаться, каким ядом, каким ядом!
— Ты твердо в этом убежден, Иван Дмитриевич?
— Как нельзя тверже. Бедная девушка! Еще несколько дней, и ее не станет. Умрет в двадцать лет, обладая красотой, богатством, это ли не насмешка судьбы!
Путилин нервно прошелся по гостиной.
— Но я решился. Если сегодня я не раскрою гнусной и мрачной трагедии, разыгравшейся в комнате бедняжки, я пойду на отчаянное средство: я с помощью властей вырву ее из когтей этого дьявола.
— Но где же доказательства? Основываясь на каких данных ты можешь бросить в лицо этому человеку, родному дяде больной, столь тяжкое обвинение?
— Все равно, все равно... Пусть пострадаю я, зато я спасу, может быть, эту прелестную юную жизнь. А на основании каких данных? На основании моего нюха, моей «кривой» я подозреваю этого господина.
В спальне царил полумрак. Через разбитую форточку, прикрытую шелковой гардиной, проникал свежий воздух.
— Это опасно. Она может простудиться... — указал я на форточку.
— Оставь это, голубчик... Уверяю тебя, эта опасность — ничто в сравнении с другой.