В правдивости того, что произошло дальше, сомневаться не приходится: дочь Натальи Николаевны наверняка записала историю этого короткого романа со слов матери.
Так что же наш славный красавец Столыпин с его пылающим сердцем? Увы! «...Грозный призрак четырех детей неотступно восставал перед ним; они являлись ему помехою на избранном дипломатическом поприще, и борьба между страстью и разумом росла с каждым днем. Зная свою увлекающуюся натуру, он понял, что ему остается только одно средство противостоять безрассудному, по его мнению, браку – это немедленное бегство. К нему-то он и прибегнул.
Не дождавшись конца отпуска, он наскоро собрался, оставив в недоумении семью и друзей, и впоследствии, когда заходила речь о возможности побороть сильное увлечение, он не без гордости приводил собственный пример».
Судя по всему, Наталья Николаевна довольно иронично относилась к мужчинам, которые выверяют каждый жизненный шаг, оглядываются, прикидывают. Какая-то душевная трусость ей тут виделась, нечто несовместное с земным предназначением сильного пола.
Опасение «разговоров», страх перед общественным мнением... Это, как писала Наталья Николаевна в одном письме, «в конце концов говорит об отсутствии характера. Я не люблю этого в мужчине. Женщина должна подчиняться, законы в мире были созданы против нее. Преимущество мужчины в том, что он может их презирать...»
При таких убеждениях ясно, что осторожные князь и дипломат для Натальи Николаевны – не велика потеря. Если кто-то и должен появиться в ее жизни, то это человек с совершенно иными качествами, не из пугливых. Такой, как Пушкин. Уж насколько хороша была Наташа Гончарова, а женихов-то особо не водилось. Иначе маменька бы за поэта не отдала. Почему-то эта богатая молодежь с имениями, деревнями, крепостными, фамильными сокровищами не спешила к ногам безденежной Наташи Гончаровой. Ну что им ее приданое при такой-то красоте?
Любительский рисунок запечатлел четверых маленьких Пушкиных: Гришу, Машу, Наташу и Сашу. О жене и детях, которых он оставлял, были последние мысли поэта.
Пушкин же, влюбившись, на все махнул рукой. Денег занял, отдал Наташиной матери, чтобы сшила невесте достойное ее красоты свадебное платье, справила приданое. А сам венчался в чужом фраке.
Конечно, Наталья Николаевна не могла не уважать широты натуры, мужской повадки Пушкина, не оставлявшей его никогда – до конца, до желания влепить пулю в лоб наглецу, который смущает покой жены и посягает на его честь.
Те поклонники Пушкиной, о которых мы знаем, видимо, из другого теста...
...Все это время возле Натальи Николаевны постоянно находился человек, который, вероятно, довольно потирал руки, наблюдая ретираду ее очередного воздыхателя. Этим человеком был один из ближайших друзей Пушкина – Вяземский.
Будучи старше поэта на семь лет, князь Петр Андреевич знал его еще ребенком, одним из первых оценил его талант. Более двадцати лет продолжалась их дружба. Вяземский и его супруга Вера Федоровна были поверенными во всех перипетиях сватовства и женитьбы Пушкина на прекрасной Натали. Княгиня находилась у постели умирающего поэта, а князь, как рассказывали, горько рыдал, распластавшись на каменном полу Конюшенной церкви, когда отпевали Александра Сергеевича.
И, само собой, внимание к семье погибшего друга казалось естественным и понятным. Из переписки видно, что Вяземский – ежедневный гость, совершенно свой человек у Натальи Николаевны. В пору вдовства возле нее не оказалось никого, в чью моральную поддержку она так верила. Вяземский не только старинный друг. Это многоопытный, хорошо знающий жизнь и свет человек. В конце концов он на добрых двадцать лет старшее ее. Советами Вяземского Пушкина дорожила, да и любое участие в таком положении, как у нее, было нелишне.
Дело кончилось тем, что Вяземский всю жизнь, веривший в собственную неотразимость, принялся всерьез ухаживать за Пушкиной. Это поневоле создавало для Натальи Николаевны трудности. Женатый человек – чего он ждет от нее? Согласия на участь тайной подруги? А может, даже и не тайной? У супругов Вяземских было заведено откровенничать друг с другом о собственных сердечных делах. В том, что касалось интимной жизни каждого, они исповедовали полную терпимость.
Таким образом, «романтические чувства», совершенно неразделяемые Пушкиной, могли "стать предметом обсуждения князя с женой, потихоньку выйти за стены их дома. Сплетни уже однажды сделали Наталью Николаевну героиней трагедии. Это явилось жестокой наукой. Пуще огня она боялась теперь попасться кому-нибудь на язычок. Вяземский же засыпал ее признаниями: «Вы мое солнце, мой воздух, моя музыка, моя поэзия», «Любовь и преданность мои к вам неизменны и никогда во мне не угаснут, потому что они не зависят ни от обстоятельств, ни от вас». Скорое будущее показало истинную цену этому страстному бреду: все угасло как раз очень быстро – стоило Наталье Николаевне выйти второй раз замуж.