Как только Пушкина не стало, число поклонников у прекрасной Натали сильно поубавилось. Причина была очевидна – четверо детей. Давний приятель поэта П.А.Вяземский, человек женатый, настойчиво добивался взаимности вдовы. Ей потребовалось немало усилий, чтобы остудить его чувство.
Ланской не оставил ни записей, ни воспоминаний. Мы можем только догадываться о впечатлениях его первого визита к Наталье Николаевне. Наверняка за общим разговором, рассказом о баденских знакомствах, тамошнем житье-бытье и родилось то неясное, необъяснимое, чего не высказать словами и что привело его в дом вдовы еще и еще раз – благо, он в знак благодарности получил приглашение бывать у нее.
Уже наступила зима, выпал снег, запорошив чугунную решетку вдоль Мойки, мост через нее, крыши окрестных домов, а Ланской проторенной дорогой все спешил в семейство Натальи Николаевны.
Петр Петрович не без удивления открыл для себя, что чары его старинной пассии и все, что недавно имело над ним сильную власть, рассеиваются, как холодный туман в лучах разгоравшегося погожего утра. Ему стало ясно, что он может любоваться и восторгаться другой женщиной, вблизи которой он наконец-то почувствовал себя тем, кем был на самом деле: волевым человеком, способным изменить к лучшему не только свою судьбу, но жизнь этой грустной красавицы.
Новая любовь взрастала на пепелище, но от этого Ланской, быть может, еще с большим вниманием лелеял эти хрупкие ростки. Когда-то пропущенное из-за очевидной несуразности мимо ушей высказывание ветреной Идалии, теперь казалось ему единственно верным и дельным из всего того, что он слышал от этой лживой женщины: «...во всем мире существует только одна женщина, способная составить ваше счастье, – это Наталья Пушкина, и на ней-то вам следовало бы жениться!»
Спасибо, Идалия! Он уже и сам приходил к мысли, что ему пора покончить со своей холостяцкой жизнью. Дети Натальи Николаевны не пугали его. Сам выросший в большой семье среди братьев и сестер, где все были дружны между собой, он, пожалуй, видел даже Божье провидение, что ему, нынче одинокому, посылается разом все, без чего жизнь человека грустна и ущербна: жена, ребятишки, словом, полное семейство.
И все-таки Ланской постарался все хорошенько обдумать и взвесить, зная, что шаг его будет решительным и бесповоротным. Определенную тревогу внушало то, что не только миллионов, но и просто вполне надежного материального запаса у него не имелось. Собственное состояние, которое лежало в основе благоденствия дворянина, у Петра Петровича было незначительно. Он считался помещиком средней руки, имея две небольшие усадьбы в Новгородской и Псковской губерниях и около пятисот душ крепостных.
Но Ланской был свободен от страсти к мотовству, кутежам, картам, которые могли превратить в пыль наследства нескольких поколений. Одному ему, человеку скромных потребностей, имеющегося хватало с избытком. Конечно, у Ланского было еще генеральское жалованье, однако из одного жалованья двух не сделаешь.
Беспокоило Петра Петровича и то, что, по некоторым предположениям, его должны были перевести служить далеко от Петербурга, в настоящее захолустье. Как там учить детей? Он уже знал, что на первом плане у Натальи Николаевны стоят интересы ее потомства, поэтому смену местожительства относил к разряду совершенно неподходящих для нее обстоятельств. Раздумья и раздумья, сомнения и сомнения. Только он прогонял одно, как подступало другое.
Сколько раз благословлял потом Петр Петрович свое сердце, которое настойчиво шептало ему, заглушая голос разума: «Ты обрел свое счастье, не упусти его!..»
К тому же наступала весна, вечная сообщница влюбленных. В тот год неожиданно дружная, теплая, она уже в мае заставила петербургскую сирень выбросить сизые листочки, просушила и дорожки в Летнем саду.
Отправившись туда гулять с Натальей Николаевной и ее семейством, Ланской все думал, как бы это просто, без излишнего пафоса посвятить свою спутницу в планы, которые вызрели в нем.
Мальчики бегали по боковым аллеям, дочки Маша и Таша шли с гувернанткой за ними вслед. Неожиданно Наталья Николаевна сказала, что собирается в Ревель: врачи советуют отвезти детей на морские купания, и как только тепло утвердится, они отправятся в путь.
– Тут я денег не жалею, лишь бы они здоровы были, – добавила она. – Вяземские и Карамзины тоже едут. Хорошо, я буду не одна...
– Да, конечно, – пробормотал Ланской в некоторой растерянности от предстоявшей разлуки с нею. Сколько это продлится? Три, четыре месяца... Ну что ж! Может, оно и неплохо – есть время еще раз все взвесить, продумать.