— Так что было дальше? — поторопил Север.
— Я всегда отказывала Джаваду очень корректно, хоть и твердо. А однажды не выдержала, высказалась… Достал он меня, понимаешь?! — Мальва вздохнула. — Правда, говорила я вполне в рамках, ни его внешности, ни национальности не касалась, но говорила очень жестко. Объяснила весьма популярно, что нет у него со мной никаких шансов… Тогда он наконец отстал. Да не насовсем отстал, как потом выяснилось… — Мальва печально примолкла.
Белов ждал. Девушка все молчала.
— Ну а дальше? — спросил Север осторожно.
— Дальше?.. — в ее голосе звучала беспросветная тоска. — Вспоминать больно… Ибо дальше была любовь…
На сей раз Север не стал подгонять Мальву. Она сама вновь начала рассказ — минут через пять, наверное.
— Дальше была сказка… Иду я однажды по улице, а рядом неожиданно останавливается белый «Мерседес» и из него выходит… Был у нас тут один певец, звезда городской эстрады, его концерты местное телевидение постоянно транслировало. Он потом и на ЦТ какое-то время без конца мелькал… Может, знаешь — Сергей Ганин?
— Видел раза два, — кивнул Север. — Песни у него, кстати, очень даже неплохие были, на пару порядков выше остальной попсы… Только ведь он умер. Болезнь крови, кажется…
— Ага, болезнь крови! — произнесла Мальва донельзя язвительно и зло. — Болезнь крови под названием морфинизм!
— Так он… — Север не закончил фразы.
— Именно! — коротким резким смешком рассмеялась Мальва. — Именно «торчок»! Банальный торчок! Но начинали мы с ним с анаши и опиума…
— Так это он тебя… — Север опять оставил фразу недосказанной.
— Он, он! — закивала Мальва. — Его, оказывается, Джавад раскручивал, деньги через него отмывал… Сережа был полностью в руках Джавада, как оказалось… Но я узнала это значительно позже… А тогда, когда передо мной белый «Мерседес» остановился, я тащилась от песен Ганина, от самого Ганина, и Джавад не преминул воспользоваться… Сергей уже давно курил опиум, Джавад доставал, и Джавад же поручил ему любой ценой вскружить голову одной молодой дурочке и сделать дурочку наркоманкой… Дурочкой, естественно, была я.
— И ты поддалась?.. — Север понимал, что глупый вопрос задает, предельно глупый и жестокий даже, но не задать его не мог.
— Да, да, поддалась! — почти выкрикнула Мальва. — А что ты от меня хочешь?! Что ты хочешь от по уши влюбленной дуры?! Я беззаветно доверяла любимому человеку, а любимый человек хотел курить изысканный гашиш из настоящей высокосортной индийской конопли, и любимый человек хотел курить опиум… Причем вместе со мной курить, передавая друг другу трубочку из рук в руки, из губ в губы… Типа имитация акта любви, — Мальва опять резко, зло рассмеялась.
— А потом? — спросил Север тихо.
— Потом банальщина… — махнула рукой Мальва. Однажды Джавад — я, правда, еще не знала, что это все исходит от Джавада, — так вот, однажды Джавад заявил Сергею, что опиума у него нет, зато есть морфий… Я сперва боялась… но ведь опиум тоже вызывает зависимость, не такую безумную, как морфий или героин, но вызывает… и я позволила Сергею себя убедить, что морфий — это ничего, морфий — это не героин все же…
— И ты укололась, — констатировал Север.
— Да… Месяц мы кололись вместе с Ганиным, затем он нашел-таки себе московского продюсера — Сергей давно искал… А Джавад знал, что он ищет, понимал, что найдет рано или поздно, поэтому вовсю сажал Ганина на иглу, чтобы тот, в свою очередь, подсадил меня… Задерживать Сергея здесь насильно Джавад не хотел — тот слишком много знал о его делах, мог разболтать от обиды, а убивать Ганина Джаваду было не с руки — слитком громкое дело получилось бы… Вот Джавад и заключил с Ганиным договор: Сергей, если найдет возможность раскрутиться в Москве, волен спокойно уезжать, но не раньше, чем сделает наркоманкой некую Мальву… Собственно, Ганин и знакомился со мной только для того, чтобы выполнить это условие… Он, дурачок, думал, что достаточно будет приучить меня к опиуму. Джавад рассудил иначе…
— А почему Ганин умер так быстро? — спросил Север.
— Он меры совсем не знал, — пояснила Мальва просто.
— Не пойму… — Белов задумался.
— Чего не поймешь? — удивилась Мальва.
— Как твой Ганин, будучи, в общем-то, форменным мерзавцем, мог писать такие проникновенные песни?
— А он их не писал, он только исполнял! — фыркнула Мальва. — Писал их один паренек… отсюда, кстати, со Двора Чудес. А Ганин скупал на корню. Паренька Сереженька прихватил с собой, когда уезжал, а меня оставил тут, Джаваду…