- Это же всего лишь сон, обыкновенный кошмар! - закричал Юрьев.- Так значит, ты все придумала на основании сна?'
- Нет, Юрьев, это не просто сон..
- Ну уж нет,- раздраженно говорил Юрьев, в самом деле встревоженный сновидением жены.- Если все кошмары принимать близко к сердцу, можно свихнуться. Мне, например, почти каждую ночь всякая гадость снится, вот хотя бы сегодня! Но я ведь не рву на себе последние волосы и не пытаюсь приплести бред к действительности и не бегаю по этому поводу в милицию. Если бы я, как ты, придавал им значение, то уже давно бы маршировал на Пряжке в веселенькой компании. Выбрось этот сон из головы и успокойся... Может, Игорь как раз сейчас по лестнице поднимается сюда..
- Знаешь, я ведь уже все больницы обзвонила и... морги.-У Ирины вновь мелко за дрожали плечи, и она с силой прижала платок к губам.- Его нигде нет.
- Ну вот видишь! - почти радостно вое кликнул Юрьев. Ему хотелось побыстрее успокоить бывшую жену, чтобы приступить наконец к своим тайным замыслам.- А ты паникуешь!
- Я и в милицию заявила. Они внесли его данные в компьютер и сказали, что будут искать...
- Значит, найдут, Ира, обязательно найдут, это ж милиция...
Но Ирина упрямо крутила головой, словно не слыша бывшего мужа
- А вчера днем я поехала в церковь на Серафимовское кладбище свечку за Игоря поставить. Там ко мне подошла старушка-свечница. Знаешь, Юрьев, я ей все рассказала: и о том, что пропал Игорь, и об этом сне.
И свечница послала меня за город, по ветке от Купчина - за Пушкин, к одной провидице по имени Параскева, что живет в сторожке при кладбищенской церкви. Сказала, что Параскева мне поможет... Ну, я сразу и поехала. Вышла на той станции, иду по дорожке. Не успела и двадцати шагов сделать, как навстречу мне идет маленькая такая, словно ребенок, старушка и кричит: "Что ж ты мне мужа своего не привезла? Без него ничего тебе о твоем Игоре не скажу!" Тут я на колени перед ней и упала, хотела молить старушку, чтобы она сказала мне, что с Игорем... Еще рот открыть не успела, только глаза подняла, а бабулька-то слепая. Толя, у нее глаз нет, а она видит, по дороге сама без палочки и поводыря бегает и все о нас знает... Поедем, Толя, сейчас же поедем, она знает, где наш Игорь.
- А тебе эта слепая часом не пригрезилась? - раздражаясь, ядовито спросил Юрьев.- Тебе, Ира, надо бром принимать и витамины в задницу колоть, а то вперед меня загремишь на Пряжку...
И тут Ирина, подняв на Юрьева полные слез и мольбы глаза, сказала:
- Хочешь, я на колени встану? - И она медленно, все также глядя прямо в глаза Юрьеву, сползла со стула на пол.
- О нет! Хватит! Бабские глупости! - орал Юрьев, словно вдруг потеряв под ногами опору и придя от этого в полную растерянность.- Ладно, если тебе так надо, то едем, только поскорее... Но ведь меня ждет Седов, и мне голову оторвут, если я не приду сегодня в институт и не подпишу им их сраный акт! А-а, ну и пусть оторвут! Давай быстрее, поехали к твоей слепой! Ну что, что ты там на полу делаешь? Вставай же, едем, едем...
Не смея попросить у плачущей жены на опохмелку, но втайне надеясь задержаться по дороге до Витебского вокзала у одного из пивных киосков за ее счет, Юрьев первым решительно вышел за дверь.
По дороге до вокзала ему, однако, так и не удалось подлечиться; всякий раз, проходя мимо сумрачного скопления жаждущих выздоровления страдальцев, он украдкой поглядывал на жену. Но Ирина была уже вся там, у слепой старушки, а он еще не настолько опустился, чтобы, хватаясь за сердце, хныкать и попрошайничать. В общем, он так и не нашел в себе спасительной наглости. "Вот и хорошо,-думал он,-теперь в электричке сдохну. Так мне, дураку, и надо!"
В вагоне Юрьев очень неудачно сел у самого окна, и застрявшее в зените солнце всю дорогу лупило по нему прямой наводкой. Он с отвращением смотрел на пролетающие мимо зеленые холмы с кособокими строениями на макушках, рваные лоскуты огородов с копошащимися в земле огородниками: пузатый мужик в картузе и семейных трусах, сползших под огромный щетинистый живот, орудовал платиново горящей на солнце лопатой; двуспальная баба в розовом атласном бюстгальтере пестовала, как огромная индюшка, своих босоногих и по-телячьи счастливых отпрысков.
Вагон раскалился, как жаровня...
"Пивка бы, хоть кисленького",-уныло мечтал Юрьев. Он так и не сумел опохмелиться, и поэтому тихо страдал до самой станции, где проживала слепая Параскева.
На станции, пару раз глотнув лесной свежести и вдохнув натуральных лесных ароматов, Юрьев, как-то сразу по-стариковски сгорбившись, смирился с перспективой похмельной ломки. Он лишь попросил Ирину идти помедленнее, чтобы иметь возможность, не вмешиваясь в процесс личной реанимации, контролировать, однако, робкую работу своих внутренних узлов и сочленений, начинавших со скрипом оживать на лоне природы. К вечеру они должны были и без помощи малых доз алкоголя сложиться в работоспособный организм.
Юрьев даже заулыбался.
В спрятавшейся среди гигантских кладбищенских тополей деревянной одноглавой церкви, когда-то с любовью выкрашенной в яркий изумрудный цвет, а теперь поблекшей до привычного глазу серо-зеленого, они сразу отыскали Параскеву.
Маленькая старушка, стоя у одной из иконок, шепотом говорила с кем-то невидимым, обращаясь прямо к стене. Во время этого диалога с невидимым существом она то и дело шикала по сторонам и трясла за подол черное вязаное платье, словно пытаясь кого-то стряхнуть. Она то улыбалась, то грозила пальцем, и Юрьев все время озирался по сторонам, ища того, невидимого.
В церкви уже закончилась литургия, поэтому было почти пусто.
Юрьев, а ты крещеный? - шепотом, на всякий случай, спросила Ирина.
Мать говорила, что крещеный, не очень уверенно прошептал в ответ Юрьев.
Ирина с трепетом подошла к старушке, которая, не оборачиваясь, стала что-то говорить ей. Потом Ирина просигналила Юрьеву, чтобы он подошел.
- Ну вот И пришел Анатолий,- не оборачиваясь, сказала Параскева.- Что, замучил он тебя? Все пугает, пугает... А ты больше не бойся и лопаткой больше не дерись. Вот посрамишь его смелостью, он и отойдет от тебя, не станет больше Мучить. Ты крест-то носишь? Нет? Плохо... На тебе крестик. Ты только теперь его никогда не снимай. Юрьев оцепенел от пробравшего его до костей языческого ужаса перед этим бредом слепой. Зачем же ты вино пьешь, родимый? Тут Юрьев удивленно вскинул брови, ведь он стоял от старушки в пяти шагах и даже не дышал! Не надо тебе пить... Зачем от жены ушел, зачем послушал ее? Нельзя А ты с мужем почему не живешь, не терпишь? Вот сынок и пропал... Он, бедненький, за вас теперь отвечает, так-то. И никто ему не поможет, никто... Кроме вас. Все ваши грехи на нем, все до одного...
- Где же он, бабушка? - почти закричала Ирина.- Что с ним?
- Не кричи, живой он... пока. До воскресения живой, а там...Тебя, отец, ждет, только вот где он - не знаю, не открыто сие. Спасай Анатолий, Игоря своего. Если душу свою за него положишь - спасешь. И не бойся, если веришь, что найдешь, все по-твоему будет. А ты, мать, молись. Божьей Матери молись. Молитва твоя материнская за него самая сильная - посильнее моей будет. И за мужа молись крепче: помощь ему будет. Без твоей любви] он до сыночка не доберется... Силы там земляные, подземные, все черно. Там и войско без любви погибнет...