Он вошел, осторожно вытирая лицо полотенцем. Вытер руки и, скомкав, швырнул почерневшее полотенце на скамейку.
— Они украли его не для того, чтобы освобождать. Надо было сразу ехать за ним. Пока мы тут сидим и моемся, они, наверно, уже разрезали ему живот вот здесь, — он ткнул себя пальцем под ребро, — зацепили крючком кишку и потихоньку начали ее вытаскивать. Знаете, как орет взрослый мужчина, когда видит собственную кишку? Он пищит, как котенок! Он бы и хотел кричать погромче, но от ужаса у него сжимается горло. И получается такой тоненький, слабый голосок, что все вокруг смеются.
Чокто достал из кармана рубахи гребешок и принялся вычесывать свои длинные волосы.
— К вечеру ваш инженер уже не будет кричать, — продолжал он с удовольствием. — Он будет беззвучно плакать. Пока не кончатся слезы. А его кишки будут лежать у него на коленях, и по ним будут ползать мухи. Собак к нему не подпустят, чтобы не загрызли насмерть. Но мух отгонять никто не будет.
— Хватит тебе, — сердито бросил Маккарти.
— Бедный Скиллард, — проговорил Лански.
— О, ты еще не знаешь, какой он бедный! — ухмыльнулся Чокто. — Ночью его начнут укорачивать. Будут отрезать пальцы, и каждую ранку поливать особым зельем, чтобы кровь не вытекала. Его будут поить кофе с молоком и будут заставлять курить трубку, чтобы он не умер раньше времени.
— Раньше какого времени? — спросил Крис. — Сколько времени занимает эта процедура?
— Три дня, не меньше, — солидно сказал метис. — Если он умрет в первый день, это позор для семьи. Через три дня его оставят висеть головой вниз над костром, а семья снимется с места и отправится кочевать. Очень важно, чтобы он оставался живым, когда они уйдут. Важно, чтобы он умер своей смертью.
— Значит, у нас три дня в запасе, — сказал Крис. — Можно не торопиться. Мак, я тогда и заночую там, на ферме Уолков. Может, узнаю что-нибудь интересное.
— Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя одного? — сказал Маккарти. — Скоро начнет темнеть. Подожди, сейчас соберутся ребята из охраны складов, дам тебе попутчика.
— Нет, Мак. Если все пойдет так, как ты задумал, то у тебя здесь каждый человек будет на вес золота. А я как-нибудь и сам выкручусь.
Крис поправил кобуру, пристегнул ее к бедру, и присел пару раз, чтобы проверить, как держится в ней тяжелый кольт. Свой «смит-и-вессон» он пристроил в наплечной кобуре и спрятал ее под курткой.
— Захвати еще винчестер, — Маккарти снял карабин со стойки. — Положишь в ногах, чтоб не было видно. Бери, бери, у меня такого добра хватает. Дженкинс, принеси-ка из подвала конфискованные стволы. Будем готовиться к обороне по всем правилам. Лански, проводи Криса до развилки. Там заедешь на склады и вернешься с охранниками. Не задерживайся нигде.
— Босс, может быть, послать кого-нибудь на станцию? Наверно, надо дать телеграмму насчет Скилларда в управление, — неуверенно сказал Лански.
— Телеграмму? Ну и что же ты в ней напишешь?
— Что он пропал. Что нам нужна помощь армии.
— Ты хочешь выставить меня полным идиотом, — тяжело вздохнул Маккарти. — Ты хочешь, чтобы меня выгнали. Ты хочешь занять мое место. Ты только об этом и мечтаешь. Я угадал?
— Извините, босс, не подумал, — Лански залился краской.
Крис привязал свою кобылу к заднему борту фургона и взобрался на козлы. Лански ехал рядом, и щеки его все еще пылали.
— Не все понимают шутки Мака, — сказал ему Крис, чтобы успокоить. — А с телеграммой и в самом деле не стоит торопиться. Надеюсь, мы все же обойдемся без армии.
— Да я на него не обижаюсь. Это я для Питера говорил, чтобы он понял, что к чему. Какая армия? — Лански усмехнулся. — Наш шериф свое дело знает. Давно он мечтал засадить Уолка за решетку хоть на пару деньков. Повода не было. И вдруг — такая удача.
— Что они не поделили? — спросил Крис.
— Наш шериф терпеть не может всяких богатеев. Эти Уолки откусили больше, чем могут проглотить. Земля для них, как виски для пьяницы. Если их не остановить, они и всю Оклахому под себя загребут. Чего они только ни придумывали, чтобы записать себе побольше земли! Говорят, Питер соорудил несколько шалашей на захваченных участках, и в каждом шалаше было маленькое застекленное окно. Все для того, чтобы в заявочном клубе можно было под присягой подтвердить: на участке стоит жилой дом, и окна в нем застеклены. Все, с такого участка уже не выселяют, он считается обжитым. Все по закону. И никому в голову не приходит спросить, откуда на этой земле всего за пару дней появилось столько жилых домов?!
— А у тебя есть участок? — поинтересовался Крис
— Конечно. Участок у меня отличный. И дом стоит настоящий. Только я давно там не появлялся, живу в поселке. Когда буду уезжать, продам тому же Уолку. Ему все продают свои участки, когда уезжают.
— Почему уезжают?
— Потому что здесь не растет ничего, вот почему. Мне еще хорошо, у меня постоянная работа, компания платит неплохо. Но как быть тем, кто ничего, кроме плуга, в руках не держал?
Он сказал это с таким высокомерным сочувствием, что Крис с трудом удержался от улыбки. Кроме плуга, любой фермер умеет держать в руках еще сотню инструментов, о которых этот белоручка и не подозревает. А Лански продолжал разглагольствовать:
— Наша семья перебралась сюда из Джорджии вместе со всеми остальными русскими. Думали, что нам тут лучше будет, но ничего из этого не вышло. Сначала отцы решили держаться вместе, как в старину. Общая земля, большая деревня, общее стадо. Потом начали по одному отделяться, потому что земли было много, каждому хватало. Наша семья тоже отделилась семь лет назад. Распахали целину. В первый год у всех были хорошие урожаи, а на следующее лето все выгорело. С мая до осени не было ни одного дождя. Завели небольшое стадо, так коровы наелись какой-то травы и передохли. Пришлось всем мужчинам идти на карьер. Заработали немного и перебрались в Денвер, к родственникам. Я остался, а мои все в Денвере сейчас. И такая история со всеми случается.
— А как же эти Уолки? У них, что, особенная земля?
— У них? — Лански задумался. — У них земли просто очень много. И они сами на ней не работают, нанимают индейцев.
— Разве индейцы могут работать на земле?
— Не знаю. Но он их заколдовал. Спаивает настойкой из кактуса, они за нее сделают все, что прикажешь.
— Ну, пьяный индеец много не наработает, — засомневался Крис.
— Пьяный? В том-то и колдовство, что от той настойки не пьянеют. Говорят, кто ее пьет, на всю жизнь становится рабом Питера. Так оно и выходит. Питер этот хитрец ужасный. Все бедным прикидывается, в лохмотьях ходит, а ему из самого Канзас-Сити в прошлом году привезли, наверно, десяток огромных деревянных ящиков. Говорят, там были новые плуги, бороны всякие и прочая ерунда. Так он из одних этих ящичных досок себе три новых сарая сколотил! Ничего, ничего, скоро вся его хитрость ему же боком выйдет. Вот придут землемеры, мы их направим в Мертвую Долину, чтоб они ее занесли на карту. Мы бы и раньше это сделали, но Питер со всей своей родней туда никого не пускает через свои участки. А в обход идти слишком тяжело, землемеры не пойдут. Зачем им карабкаться по скалам, когда вокруг столько равнин, верно? Этим ученым крысам все равно, какую землю наносить на карту.
— А вам не все равно?
— Конечно! Эта долина появится на карте, компания заявит, что там есть уголь или свинец, и закажет у наших партнеров строительство железной дороги. Земля под дорогу достанется нам бесплатно, и вся эта долина станет полностью нашей.
— Вашей ? И тогда Питеру Уолку придется отсюда убраться, — заключил Крис. — Здорово придумано.
— Может и не убираться. Но пускай он живет, как все!
«Вот в чем дело, — подумал Крис. — Этот Лански не просто завидует Питеру. Он не хочет быть таким же богатым, как Питер. Наоборот, Лански хочет, чтобы Питер был таким же бедным, как он».
— И что теперь? — спросил он. — Теперь нам придется его караулить несколько дней?
— Да зачем его караулить? Он послушный фермер. На ночь запрем участок, и по домам. Куда он денется из-за решетки?
— А кто будет дежурить ночью? А как же ночной патруль?
— Патруль будет сидеть в таверне до самого утра. Не беспокойся, у нас тут свои порядки. Лучше играть всю ночь в покер, чем сидеть взаперти и слушать, как храпят арестанты. Верно, Крис?