Конечно, закрадывалось нехорошее подозрение, что Марина его обманула и его просто используют для похищения шедевра живописи, действительно принадлежащего Гингеме. Но он отгонял от себя это подозрение, не хотел думать о Марине плохо. Ведь он и впрямь успел не на шутку влюбиться в Марину.
Короче, что бы ни происходило, все можно было списать на ураган. Русский ураган.
— Нет, все идет как надо, — успокоил он самого себя.
Однако уже было душновато, по телу струились капли пота. А если Гингема долго просидит дома? А если захочется по-маленькому? А если она вообще никуда не уйдет?
— Все эти «если» задает себе трус, — сжав зубы, прошептал бывший политинформатор. — Стыдись, Выкрутасов!
Да, и самое главное — ведь он идет на все эти опасности ради великой тайны Льва Яшина, ради того, чтобы поселиться у Марины и начать совершение переворота в мировом футболе.
Вспомнилась удачная вчерашняя формулировка про слом мировой системы футболизма. Дерзновенные мысли взвихрились, запылали и устремились ввысь, оставляя за собой огненный ракетный хвост.
Езда длилась недолго. Вскоре машина остановилась, и Выкрутасов услышал, как открываются дверцы фургона. Затем раздался голос Людвига:
— Эй ты, Гарри Гудини! Не задохнулся еще?
— Полет идет нормально, — храбрясь, ответил Выкрутасов.
— Молодцом! — похвалил его Людвиг. — Ты это, когда мазню вынесешь, ищи нас не в этой таратайке, а в красном зубарике.
— В каком зубарике?
— Машина такая. «Субару» называется. Иномарка.
— Понял.
— Все, теперь умри.
Он почувствовал, как коробку стали вытягивать из фургона. Затем картонная космическая станция поплыла в сторону, а еще через какое-то время встала вертикально. Раздался шум открывающихся дверей лифта. Лжехолодильник втащили в лифт. Темнота, в которой сидел Выкрутасов, потекла вверх.
— Бред какой-то! — шептал Выкрутасов. Но отступать уже было поздно. Этаже на третьем или четвертом коробку вытащили из лифта. Где-то в отдалении прозвенел дверной звонок. Потом Дмитрий Емельянович услышал следующий диалог между Людвигом и Гингемой:
— Добрый денек! А вот и ваш «Электролюксик» прибыл!
— Какой еще «Электролюксик»?
— Холодильничек ваш, просим принять.
— От кого?
— То есть как от кого? От нас. Фирма «Закат».
— Ничего не понимаю.
— Как это ничего не понимаете! Вы холодильник заказывали?
— Зачем? Их у меня и без того три.
«Ни хрена себе!» — чуть не вслух произнес Выкрутасов. Меж тем шельмовская беседа продолжалась.
— Позвольте, позвольте! Вы — Ангелина Петровна Волкова?
— Ошибка, дорогие мои! До свидания.
— Позвольте! Адрес ваш — улица Щепкина, дом 5А, квартира 16?
— Адрес мой, но я никакая не Ангелина.
«Ясно, что ты — Гингема!» — усмехнулся Дмитрий Емельянович.
— Так вы что, платить отказываетесь?
— Да за что же платить, если тут явная ошибка и я никакого «Электролюкса» не вызывала. Он мне не нужен. У меня два «Сименса» и «Бош» превосходный.
— Ну здра-а-асьте!
— Вот вам и здрасьте.
— Что же делать-то?
— Ничего. Везите его назад в свою фирму.
— Легко сказать! Она у нас в Люберцах.
— Меня это не волнует.
— Постойте! Извините нас за такое хамство… Вы понимаете, нам с напарником сейчас на другой конец Москвы ехать, у нас там заказ еще один срочный. Можно этот ошибочный холодильник у вас постоит? Часиков пять, не больше. А вечером мы за ним заедем.
«Хоть бы отказалась!» — трусливо подумал Выкрутасов и сам устыдился своего малодушия.
— Не получится, — отвечала Гингема. — Я через полчаса ухожу и вернусь только завтра утром.
— Тогда мы завтра утром за ним и заедем, — настаивал Людвиг.
— Нет уж!
— Ну пожалуйста! Он ведь вам не помешает, если вы все равно так и так до завтра дома будете отсутствовать. А мы завтра прибудем за ним во сколько скажете. Войдите в наше положение.
— Даже не знаю…
— Мы вам заплатим.
— Да не надо мне ваших денег. Ладно, чорт с вами, затаскивайте. Ох, горе луковое. Никак у нас сервис на западный уровень не вылезет, сколько ни пыжится.
— Да и у них, за границей, тоже, поди, накладки случаются.
— Представьте себе, не случаются.
Лжехолодильник снова лег на бок, поднялся в воздух, вплыл в квартиру Гингемы.
— Вот здесь поставьте. Из-за вас мне теперь придется впопыхах краситься.