У меня закрутило живот, изнутри к горлу подступила тошнота, а потом стало жарко, будто я оказалась в парилке… поплыли черно-красные пятна перед глазами…
* * *
Я пришла в себя от свежего прохладного воздуха, от колючих капель дождя на лице, приоткрыла один глаз, глубоко и с наслаждением вдохнула запахи леса. Рай нес меня на руках, быстрым шагом пробираясь между берез и молоденьких сосенок.
— Потерпи, скоро дома будем, я тебя помою, ты будешь чистая, тебе будет хорошо.
Чтобы отвлечься от образа стонущего в углу Захара, я принялась вспоминать Лилю - неужели она настолько разочаровала Рая, что он в лес от нее удрал.
— Я-то не замаралась, а вот насчет тебя…
— На мне только кровь этой сволочи!
— Ты его убил? - буднично спросила я.
— И ни о чем не жалею, одним гадом меньше, - твердо заметил Рай.
— Надо сообщить... Как там Лиля?
Рай поставил меня перед собой, крепко удерживая руками, чтобы я не свалилась. Его лицо приблизилось к моему. Янтарные глаза горели золотыми огоньками.
— Я должен был вернуться к тебе, уснуть около тебя, шалава меня опоила… ничего не помню, но уверен, что не прикасался к ней. Клянусь нашими будущими детьми!
Вот почему он такой? Закрытый, жесткий и в то же время доверчивый как мальчишка. А ведь дети в его представлении - это самое важное, самое главное… Семья и дети - вершина в иерархии ценностей. Апогей желаний и стремлений. Значит, сейчас он не лжет.
Вдруг припомнились слова Лильки о том, что «...с пяти капель «отрубился» и никакого толку...». А я его клоуном обозвала, раскисла перед Захаром, не сумела ружьем воспользоваться.
— Рай, научи меня стрелять. И еще хорошо драться. Мы сбежим из этого заповедника в лучшее место на Земле, где никто не приказывает, не врет и не ставит опыты над людьми. Где нет убедительных змей и яблоки можно есть без опаски. Где честные люди живут хорошо...
Я больше ничего не могла говорить, меня душили слезы, я ухватилась за его куртку, прижалась носом к груди и надолго так замерла. Все самое страшно позади, мы рядом и мы больше не должны расставаться ни на день, ни на час. Иначе случится беда.
Рай гладил меня по спутанным волосам, целовал в лоб.
— Ты спасла меня в подвале, отцепив ремни, и сегодня снова спасла. Если бы не твои рассказы, я бы даже не подумал про западню в кустах, когда увидел белую тряпочку. Меня злость ослепила, я представлял, что сделаю, когда до него доберусь… я хотел, чтобы он умирал долго, а он кровью собственной захлебнулся, ногами засучил и помер.
Знаешь, а кровь-то у него черная оказалась, я такого не видел прежде… чтобы у человека была такая черная кровь. И ты смотрела, а я остановиться не мог. Когда я понял, что он собирается с тобой сделать, у меня в голове помутилось, я хотел ему сразу же спину сломать… Я просто озверел… Ты, наверно, не все про меня знаешь.
— Мне не важно, кто ты. Важно - какой ты есть! А ты удивительный, невероятный, единственный…
— Убийца. Не только сегодня. Еще там...
— Это была необходимость, - торопливо вскричала я, не давая ему продолжить.
Убеждала его и себя одновременно, даже больше себя, а Рай продолжал.
— Понимаешь, я вины за собой не чувствую и это, наверно, самое страшное во мне.
Мы смотрели друг на друга, словно увиделись впервые - оба такие разные, и в то же время похожие в главном... Отчаянные и противоречивые, дерзкие и безрассудные, живущие порывами и страстями.
— Я бы хотел все самое страшное забыть, родиться заново. Но ведь так нельзя и подленько даже, будто себя предать. Ева, научи меня помнить без ненависти, прощать, отпускать. Ты умеешь, я знаю. А дети у нас будут красивые и послушные.
Последнюю фразу он сказал немного невпопад, тихо и очень серьезно, как о совершенно решенном вопросе. Но мне все еще хотелось кое-что уточнить…
— Ты, правда, ее не трогал?
— Правда.
— А она тебя? Что она с тобой делала, пока ты спал?
У Рая даже брови поползли вверх от удивления, он отвел глаза в сторону, словно придумывая наиболее удачный ответ.
— Я же спал, откуда мне знать… И совсем не важно.
— Конечно, - вздохнула я.
Когда мы вернулись в поселок, то увидели возле столовой незнакомую большую машину. Рядом с ней стоял симпатичный мужчина средних лет с характерной татарской внешностью, разговаривал с кем-то по рации.