Свиридов Алексей
Русский вираж (Истребители-2)
Алексей Свиридов
Русский вираж
(Истребители-2)
ПРОЛОГ
Если подъезжать к Москве по Рязанскому шоссе, то километров за сорок-пятьдесят до нее, справа, глазу откроется внушительная панорама огромного авиационного комплекса. Уходящие от реки в дымку взлетная полоса и рулежные дорожки, ряды самых разных самолетов вдоль них и широкие ангары, возвышающиеся над сосновым бором здания... У большинства проезжающих это зрелище не вызовет большого интереса - мало ли вокруг Москвы аэропортов. Кто-нибудь, более или менее знакомый со столичной географией, может быть, попробует вспомнить название и, увидев через несколько километров указатель, заметит невзначай: "Ну точно, это было Быково". Однако на самом деле Быково - самый маленький из аэропортов Москвы расположен в стороне от рязанской трассы. Летное поле, которое видно с высокого берега Москвы-реки, вообще никогда не считалось аэропортом, и сюда никогда не ходили автобусы с надписью "Аэрофлот". Долгие годы само его существование считалось секретом, хотя на самом деле об этом аэродроме было прекрасно известно не только "империалистическим спецслужбам", но и "простым советским гражданам". В погожие дни владельцам окрестных садовых участков грохот запускаемых авиационных двигателей заменял будильники, а прогуливающиеся вечерами парочки, пройдясь вдоль дощатых дачных заборов, в конце концов упирались в забор бетонный, с колючей проволокой поверху, аккуратно вспаханной контрольно-следовой полосой за ним, проводами сигнализации и патрулями автоматчиков. Прятать от любопытных глаз было что. За этим забором вдоль пятикилометровой взлетно-посадочной полосы расположились службы и подразделения одного из крупнейших авиационно-исследовательских центров Европы - Летно-испытательного института им. М. М. Громова, несколько специализированных институтов, а также испытательные базы практически всех советских авиационных фирм, как военных, так и гражданских. Во времена горбачевской "перестройки" ошалевшие от свободы и власти "демократы первого призыва" попытались сменить чрезмерную секретность советских времен не менее чрезмерной открытостью. Но "старая гвардия" успешно спускала эти начинания на тормозах, и до конца восьмидесятых годов секреты продолжали храниться от своих и чужих почти так же бережно, как и раньше. Что не смогло сделать изменение политического климата в стране, сделала изменившаяся ситуация в экономике. Та же самая "старая гвардия" в руководстве фирм, до последнего момента надеявшаяся на возврат времен социализма и строившая свою политику в расчете на это, вдруг совершенно неожиданно оказалась перед фактом: зарабатывать деньги на существование предприятия нужно самим, без чьей-либо помощи. Время на подготовку к самостоятельному существованию во многом было упущено, а работать с самолетами и вертолетами на мировом рынке оказалось делом сложным - гораздо более сложным, чем продавать за бесценок сырьевые ресурсы. Поэтому овладевать доселе неведомым искусством коммерции пришлось на собственных ошибках и потерях. Ведь это только в газетных объявлениях бывает "обучение маркетингу за сто долларов и шесть занятий...". Из старого опыта пришлось пересмотреть многое, и в том числе - отношение к секретности. Без рекламы - нет торговли, а как рекламировать новую военную или гражданскую технику иначе, чем показывая ее потенциальным покупателям с самых выгодных сторон? Да и не только покупателям: престиж любой, в том числе и авиационной, фирмы складывается в немалой степени из отношения простых граждан, и в конечном счете престиж тоже стоит дорого. Сотня пассажиров в год, выбравших для полета в Сингапур рейс на "Ил-96", а не на "DC-10", вроде бы ничего не значит, тысяча таких обратит на себя внимание, а несколько тысяч заставят совет директоров авиакомпании крепко подумать, выбирая новый лайнер. И поэтому теперь каждый нечетный год в течение нескольких августовских дней на территорию Жуковского авиационно-испытательного комплекса может пройти любой желающий. Вдоль бетонных дорожек выстраиваются в ряд сотни самолетов и вертолетов, пилотажные группы в воздухе показывают чудеса летного мастерства, а в павильонах за закрытыми дверями идут переговоры, на которых заключаются порой многомиллионные контракты. Но при всей своей внушительности, с точки зрения неискушенного зрителя, международный аэрокосмический салон в Жуковском (сокращенно - МАКС) все-таки считается мероприятием, ориентированным на внутренний, российский рынок. Зарубежные фирмы не принимают в нем широкого участия, выставляя только ту продукцию, которая может заинтересовать российских покупателей. Что касается отечественной техники, то для нее демонстрация в Жуковском только начало борьбы за мирового покупателя. МАКС - это лишь первый этап, привлечение внимания к появлению нового самолета. Более детально потенциальные покупатели будут приглядываться к новой разработке потом, когда этот самолет окажется на их региональном, "домашнем" салоне - в Объединенных Арабских Эмиратах, в Венесуэле, в Сингапуре... Там и будет окончательно решаться, куда потекут очередные миллионы долларов: в Самару или в Сиэтл. Джентльменская деликатность выражения "борьба за покупателя", к сожалению, часто не отражает реальных форм, которые эта борьба может принимать. К концу двадцатого века заметно сократилось число фирм, реально способных создавать современную авиационную технику. Разработка становится все дороже и дороже, ее могут себе позволить только очень крупные компании, получающие прибыль в миллиарды долларов, но даже такие гиганты не могут быть застрахованы от потерь, размеры которых вполне соизмеримы с доходами. Речь идет даже не о полностью неудачных проектах - компания, способная выпустить совершенно не пользующийся спросом самолет, уже давно бы обанкротилась и была бы поглощена более удачливыми соперниками. Но даже один-два упущенных контракта на новый самолет могут больно ударить по кошелькам акционеров. В таких условиях конкуренция не может не обостриться настолько, что "борьба за покупателя" готова перейти в настоящую войну. Войну, в которой применимы все средства...
КОРСАР. АВИАСАЛОН
Утро было свежим и даже прохладным, но уже часам к двенадцати солнце жарило, словно спохватившись, что на дворе середина августа, лету скоро конец, а осенью уже не очень-то разгуляешься. Легкий ветерок, покачивающий в воздухе разноцветные рекламные аэростаты, почти не приносил облегчения, и у посетителей авиасалона МАКС прилавки с мороженым и напитками пользовались большей популярностью, чем столики с красочными журналами и моделями самолетов. Хуже всего приходилось солдатам из оцепления, следящим, чтобы шальной зевака не забрел с выставочной территории на рабочие стоянки или, хуже того, к взлетной полосе. Их хмурые лица и проступающие на наглаженных парадных рубашках темные пятна пота лучше всяких слов иллюстрировали поговорку, что "для солдата праздник - как для лошади свадьба: морда в цветах, а задница в мыле", тем более что за год-полтора службы ребята успели насмотреться на самолеты досыта. Впрочем, объекты, достойные солдатского внимания, на аэровыставке все же были, и в немалом количестве. Длинноногие и не очень, в мини-юбках и в шортах, со спутниками и без словом, внимание оцепления было направлено прежде всего на дефилирующих мимо девушек. Несмотря на маячивших за спинами офицеров, молодые ребята в зеленой форме нет-нет да и обменивались мнениями по поводу очередной проходящей мимо красавицы, а наиболее бойкие пытались завести знакомство. - Девушка, вы не скажете, сколько сейчас времени? - воровато оглянувшись и не увидев поблизости командира, спросил один из них у высокой блондинки, с интересом оглядывающейся вокруг: чувствовалось, что ей в новинку все - и самолеты кругом, и сама атмосфера аэродрома. Девушка подняла руку, бросила взгляд на часики и сочувственно ответила: - Десять минут первого. Все никак не сменят? Бойкий солдат бросил быстрый взгляд на девушку - короткая футболка и шорты выгодно подчеркивали ее стройную фигуру - и сообщил: - Нет, мы еще долго стоять будем. Кстати, меня Сергей зовут, а вас как? - Ее зовут Наташа, - послышался спокойный голос сбоку. Солдат повернулся и увидел молодого мужчину. Его лицо пересекала черная повязка, и на месте одного глаза красовался черный же кружочек. Другой глаз глядел вроде бы даже дружелюбно, но продолжать разговор солдату резко расхотелось. - Да, да, Андрюш, пошли... - спохватилась блондинка. Одноглазый положил девушке руку на талию и повел ее дальше, а солдат еще некоторое время смотрел им вслед. Демонстрационные полеты начались только пару часов назад, но над аэродромом уже стоял характерный запах керосиновой гари, а подрагивающий воздух у полосы заметно помутнел. Расположившаяся было прямо на жесткой траве вдоль нее публика потихоньку оттягивалась назад, утомленная близким грохотом двигателей, на на освободившиеся места устремлялись новые зрители, из пришедших недавно. Впрочем, к полосе стремились не все. Многие посетители, в том числе Андрей с Наташей, неторопливо двигались вдоль рулежной дорожки, рассматривая выставленные на ней самолеты, вертолеты, дельтапланы, автожиры - самые разнообразные аппараты, так или иначе способные подниматься в воздух. Наташу крылатая техника интересовала в основном с эстетической точки зрения ("Ой, какой носатый... Ой, какой стремительный... Ой, какой грозный..." - по-детски восхищалась она), интерес же Андрея был гораздо глубже. Почти про каждый самолет, особенно боевой, он мог сказать несколько слов, характеризуя его сильные и слабые стороны. Девушка кивала и не переспрашивала, хотя еще вчера предупредила честно: многого она не запомнит. Около "ЛФИ" - нового, только начавшего испытания истребителя КБ Микояна, Андрей задержался надолго. Поразглядывал разложенные перед ним макеты ракет, внимательно прочитал рекламные характеристики, не поленился обойти кругом, а потом, пробравшись сквозь толпу ребятишек, поднялся по лесенке и долго рассматривал кабину. Наташа, стоящая парой ступенек ниже, сначала терпеливо ждала, потом нерешительно потеребила своего друга. Он, словно что-то вспомнив, тряхнул головой и быстро, даже слишком быстро спустился вниз. Вокруг было шумно - где-то в начале полосы прогревали двигатели самолеты, ждущие очереди на взлет, невдалеке с мягким урчанием раскручивал лопасти вертолет с очередной партией пассажиров, желающих совершить короткую воздушную прогулку над выставкой, а в расставленных вдоль полосы колонках играла музыка, время от времени прерываемая комментариями. Но вдруг весь этот шум перекрыл могучий грохот реактивного двигателя: незаметно подкравшийся откуда-то со стороны леса истребитель-триплан медленно, даже как-то лениво, прошелся на небольшой высоте вдоль полосы, потом задрал нос в небо и с удивительной легкостью рванулся ввысь, оставляя за собой пышный хвост разноцветного дыма. - Маневренные возможности серийного истребителя "Су-37" демонстрирует молодой военный летчик Николай Морозов! - воспользовавшись временным затишьем, объявил диктор, сделав ударение на слове "серийного". - Сочетание мощи и простоты сделало этот поразительный самолет доступным массовому летчику. Николай Морозов не проходил специальной подготовки для пилотажных выступлений, и все-таки: посмотрите, на что способен "Су-37" в руках строевого пилота! Наташа поморщилась. Текст, написанный кем-то для комментатора, показался ей слишком напыщенным, а в сочетании с тоном диктора и бравурной музыкой создал у нее и вовсе неприятное впечатление. - Как будто стиральный порошок рекламируют! - возмущенно обратилась она к Андрею, но тот ничего не ответил. Словно завороженный он стоял, запрокинув голову, наблюдая за тем, как маленький силуэт истребителя то зависает в небе чуть ли не на одном месте, то почти беспорядочно падает вниз, то, словно спохватившись, набирает огромную скорость и свивает из меняющего цвета дымового следа замысловатые узлы. Еще не так давно фигуры пилотажа, на которые был способен этот истребитель с изменяемым вектором тяги, заставляли замирать даже движение на дорогах вокруг аэродромов в Ле-Бурже и Фарнборо. Но прошло совсем немного времени, и казавшиеся раньше фантастикой "кобры" и "кульбиты" пополнили арсенал общепринятых приемов пилотирования, к чему, собственно, и стремились создатели этого самолета. Наоборот, теперь истребитель, не способный на сверхманевренность, уже казался устаревшим. Избалованные выступлениями "Русских витязей", "Стрижей" и "Воздушных гусаров", посетители выставки обращали не слишком много внимания на одинокий самолет, пусть даже и демонстрирующий чудеса верткости и послушности. И только Андрей, забыв обо всем, следил за эволюциями "Сухого", и выражение его лица было странным - словно это зрелище одновременно доставляло ему и наслаждение, и боль. Лишь когда истребитель, выровнявшись, удалился настолько, что стал почти не виден - видимо, ожидая разрешения на посадку, Андрей вернулся к действительности. - Красиво летал, да? - спросила его Наташа, ожидая услышать объяснение странному поведению Андрея. Они были знакомы уже месяца два, но, кроме того, что Андрей раньше был каким-то метеорологом при авиационной части, девушка почти ничего не знала про его прошлое. - Красиво, - глухим голосом согласился молодой человек. - Очень красиво. А еще красивее это там, наверху... Я тебе не говорил раньше, я ведь сам летчик... Был. Он криво усмехнулся и продолжил: - Правда, и после этого, - Андрей дотронулся до повязки на глазу, удалось как раз на таком красавце полетать. Недолго и не здесь, но удалось... Практически чудом - а теперь даже не знаю, к лучшему оно было или нет. Одно дело - думать, что чудо невозможно, и совсем другое - знать, что оно уже произошло и вряд ли повторится... - Он замолчал, хотя сказать мог бы еще многое. Андрей Корсан мог бы рассказать про то, как чуть было не спился после отстранения от полетов, спасали лишь занятия в секции - да и туда в конце концов учитель попросил не приходить, не срывать злость на спарринг-партнерах. Как болтался на должности замначмета, словно кусок навоза в проруби, сознавая свою ненужность. Как неведомыми самому себе словами убедил командира дивизии негласно направить его волонтером в неведомую Сербию, про которую не знал почти ничего, кроме одного: там снова можно будет летать. Он мог бы описать Наташе, что увидел и пережил за полтора месяца на Балканах, где шла настоящая война - и в воздухе, и на земле. Но обязательно добавил бы, что, несмотря на всю жестокость и грязь, несмотря на подстерегающую его каждую минуту смерть, одноглазый летчик с кодовым именем Корсар там летал, поднимался в небо и был этим счастлив. А еще мог бы рассказать, как, вернувшись, узнал, что должность-синекуру сократили, и капитана Корсана в конце концов откомандировали в Москву за новым назначением. Но в механизме министерства обороны что-то заело, решение о его судьбе почему-то все никак не принималось, и он почти все лето проторчал в столице. Торопить полковников из арбатского "квадрагона" Андрей не собирался, потому что был уверен: куда бы его ни послали, лучше не будет, хуже, впрочем, - тоже. Летать ему больше никто и никогда не разрешит. Но зачем все это Наташе? Студентка-четверокурсница филфака МГУ, случайно познакомившаяся со этим немного странным молодым мужчиной, с удовольствием проводила с ним время, но вела себя так, что чувствовалось: если, а вернее сказать, когда они расстанутся, она так же легко познакомится еще с кем-нибудь. Андрей тоже не настраивал себя на длительный роман и распахивать душу настежь не собирался. По взаимному молчаливому согласию такое положение дел устраивало обоих. - Ладно, - невесело усмехнулся Андрей, - хватит. Что-то я разговорился не в ту степь. Лучше смотри, как здорово вокруг! Наташа поняла, что продолжать воспоминания он не будет, и послушно улыбнулась. Раз уж мужчина хочет проявить силу воли, взять себя в руки, показать всему миру умение управлять собой, так почему бы ему в этом и не подыграть? - Вон, гляди, - продолжил Андрей, - со стоянки на взлетную позицию везут новый пассажирский самолет. Правда, впечатляющая машина? Наташа проследила за взглядом Андрея и воскликнула: - Это пассажирский?! Но он же такой... Совсем не такой! - Она не нашла слов, чтобы выразить свои чувства при виде самолета, так непохожего на все остальные. Практически он весь представлял собой одно широкое крыло, распластанное по земле. Около задней кромки крыла на небольших пилонах виднелась пара винтовентиляторных двигателей с коротенькими саблевидными лопастями, а в середине крыла вздымался пологий горб пассажирского салона с цепочкой иллюминаторов. - В том-то и соль, что не такой, - согласился Андрей и, увидев в глазах спутницы интерес, продолжил: - Ты, наверное, обратила внимание, что уже лет двадцать, как все новые пассажирские самолеты похожи друг на друга? Примерно одна и та же схема, почти одни и те же характеристики - разные фирмы разными путями пришли к одному и тому же результату, и у нас, и за рубежом. А для того, чтобы характеристики улучшились заметно, нужен какой-то технический прорыв, какое-то революционное решение. - И двадцать лет никто ничего нового не мог предложить? - удивилась Наташа. - Как же, предлагали, и не раз. Но каждое нестандартное решение - это возможность неудачи, а в наше время это стоит слишком дорого. - А как тогда этот самолет появился? И, кстати, как он называется? - Так и называется - "Русское крыло", или попросту - "Крыло". В разное время в разных КБ разрабатывались подобные самолеты. Нашлась группа молодых конструкторов, которые не побоялись взять самое лучшее из тех проектов и объединить все в одном самолете. Сначала все выглядело пустым прожектом, но ребята на последние деньги заказали квалифицированную экономическую экспертизу. Оказалось, что "Крыло" имеет такие экспортные возможности, что наши банкиры чуть ли не передрались за право финансировать разработку. Тем более что срок разработки за счет широкой кооперации оказался очень невелик. Опять же, использовались готовые наработки. Мясищевцы рассчитывали схему, "яки" изучали особенности винтовентиляторов, туполевцы отрабатывали шасси на воздушной подушке... - Как на воздушной подушке? Я, конечно, в технике мало что понимаю, но ведь вон, колеса у него! - недоверчиво заметила Наташа. - Правильно, чтобы лишнего горючего не жечь, можно и колесное шасси использовать. А на грунтовых аэродромах включается воздушная подушка благо схема позволяет сделать ее достаточно широкой. Кстати, это тоже одна из особенностей, которой нет у конкурентов, - способность взлетать и садиться на грунт, песок или даже на воду. Андрей помолчал, потом добавил: - Я краем уха слышал, что кое-кто из буржуев тоже хотел влезть в проект, но получил от ворот поворот. И правильно - прошли времена, когда хватались без разбору за каждый западный доллар. А потом волосы на себе рвали: сами же на свой рынок привели варягов! Хотя, конечно, не от хорошей жизни: кое-что мы сами и сейчас делать не умеем. Например, электронику бортовую как ни крути, а приходится ставить импорт. - А ты откуда все это знаешь? - Да вот, интересуюсь помаленьку, - скромно улыбнулся Андрей, хотя на самом деле иногда посвящал этому "интересу" вечера напролет: не очень представляя, на что потратить волонтерские заработки, он почти случайно купил компьютер и вскоре пристрастился к многочасовым блужданиям по просторам Интернета, выуживая из этой сети сообщения о событиях в авиационном мире.