КОРСАР. "КУДА Я ПОПАЛ?"
Корсару было хорошо: он лежал на песке пляжа у самого прибоя, и накатившая издалека волна ласково набежала на него, приятно охлаждая разгоряченное тело. Это было здорово, но следом шла еще одна волна, выше и холоднее предыдущей, и ее вода показалась уже менее ласковой. Корсар попытался встать на ноги, но третья волна швырнула его обратно наземь и обрушила на него тонны воды. Почему-то эта волна не откатывалась назад, а все продолжала и продолжала обдавать его новыми потоками... Корсар закрыл лицо рукой и вновь попробовал встать, теперь уже на четвереньки. Это получилось, и, продолжая прикрываться от бьющей в лицо соленой воды, он открыл глаза. Это был отнюдь не пляж, хотя песок наличествовал - именно его и увидел в первый момент Корсар. Песка было немного, и под ним угадывался серый асфальт, покрытый мелкими трещинками. Подняв глаза, он увидел торчащую из асфальта ржавую трубу с вентилем. Рядом с трубой стоял смуглый мальчишка, который держал в руках ярко-синий пластиковый шланг. Из шланга била струя воды, и этой водой мальчишка, откровенно забавляясь, поливал пытающегося встать летчика. - Эй, ты, хватит! - попытался крикнуть Корсар, но от звука собственного голоса у него в голове словно перекатилось тяжелое ядро, наполнив ее тупой болью. Кроме боли в голове, была еще боль где-то под ребрами, на лице, у шеи... Болело все тело, словно избитое - да, наверное, так оно и было. Но физическую боль перетерпеть еще было можно, а вот то, что творилось с головой... Мальчишка по-детски засмеялся, сжал пальцами конец шланга, чтобы струя была сильнее, и направил ее в лицо Корсару. Тот взмахнул руками, пытаясь прикрыть глаза, нога подвернулась, и он опять упал на песок. Снова раздался смех, теперь многоголосый, и эти голоса уже не были детскими. Корсар закусил губу и вскочил на ноги. Ядро боли вновь попыталось перекатиться в его мозгу, перемалывая мысли в труху, но огромным усилием воли он удержал его на месте и наконец-то огляделся. Он стоял на широкой ровной площадке, в нескольких местах покрытой песчаными наносами. Одну из сторон горизонта занимало море, а там, где моря не было, вдаль уходили барханы разнообразных оттенков желтого и коричневого цветов. На некоторых из них проглядывала какая-то чахлая зелень, которую Корсар обозвал для себя саксаулами, хотя то, что растет в Аравийской пустыне, должно было называться как-то иначе. Про саксаулы Корсар подумал мельком - ему было отнюдь не до ботанических изысков, да и пейзажи барханного моря его не заинтересовали. И без этого было на что обратить внимание. Асфальтовая площадка, на которой он стоял, примыкала к уходящему куда-то вдаль проволочному забору, за которым возвышалось несколько белых каменных зданий довольно древнего вида, и еще несколько современных бетонных коробок, крытых гофрированными металлическими листами. Кроме них, на огороженной территории виднелись ряды палаток, брезен которых был покрыт маскировочными зелеными пятнами. На фоне полупустынного пейзажа это выглядело совершенно нелепо. По территории лагеря бродили люди, над несколькими трубами вился дымок, а вдали неторопливо пылила куда-то грузовая машина, и еще несколько грузовиков стояли рядком вдоль проволоки. На самой асфальтовой площадке тоже стояли машины, два угловатых мерседесовских фургончика городского типа. Их бока сверкали каплями воды скорее всего машины окатили из того же шланга. Задние двери одного из фургонов были распахнуты, и на подножке сидели два араба в военной форме, с "Калашниковыми" в руках. Специально в Корсара они не целились, но стволы были направлены в его сторону. Еще пятеро стояли небольшой группкой рядом, именно они и смеялись над попытками пленника встать. На забавниках тоже были камуфляжные одежды пустынных расцветок, и лица почти у всех были скорее европейские, чем арабские. Увидев, что Корсар пришел в себя, вперед выступил один из них, с нашивкой "воин пустыни" на рукаве (надпись была сделана по-английски, но буквами, стилизованными под арабскую вязь). Он прикрикнул на мальчишку - пацан поспешно закрутил вентиль на трубе и бросил шланг. После этого "воин" извлек из кобуры пистолет, неторопливо передернул затвор и продемонстрировал его Корсару. Наверное, жест задумывался как внушительный и угрожающий, но вместо него получилось что-то базарное: продавец крутит перед носом у покупателя образчиком товара. Корсар непонимающе воззрился на оружие и, собрав все силы, хрипло проговорил: - Куда... Куда я попал? Этого оказалось достаточно. Боль снова затуманила мозг, который почти перестал воспринимать окружающее, - все силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах. И Корсар держался еще несколько секунд, пока вновь не потерял сознание. - Думаю, этого одноглазого пса им придется тащить на себе, - равнодушно заметил один из автоматчиков, глянув в сторону осевшего на асфальт тела Корсара. "Воин пустыни" раздосадованно сунул пистолет на место и повернулся к стоящим рядом. - Ну, что стоите? - крикнул он по-английски. - Невтерпеж было по дороге? Доразвлекались, ублюдки! Теперь сами и тащите эту задницу, я К ней пальцем не притронусь. - Брось орать, Джек, - откликнулся один из "ублюдков". - Скажи мальчишке, пусть еще раз поработает шлангом, и эта куча дерьма сама пойдет куда нужно. - Я тебе не Джек! Я Али Махди! - взорвался "воин пустыни". - И я, и ты уже расстались с грязным прошлым! - О, мои извинения достопочтенному Али Махди, - с издевательской почтительностью поклонился "ублюдок", - да падет на меня кара Аллаха... Но между нами говоря, я прекрасно помню тебя, Джек, до того, как ты свихнулся на зеленых знаменах Да и ты в курсе, почему мы с парнями решили поиграть в твои игры. Так что, если хочешь, чтобы все было нормально, почаще затыкайся и не размахивай без дела пушкой - все равно у тебя не хватит пороху пустить ее в ход. Даже против такой неподвижной мишени! Говоривший пнул носком высокого ботинка лежащего в беспамятстве Корсара. Арабские автоматчики, с интересом следившие за перепалкой, переглянулись. Они поняли друг друга без слов: да, пусть эти гяуры исправно опускаются на молитвенные коврики, пусть они поменяли имена, пусть они размахивают оружием и кричат, что готовы умереть за дело пророка, - все равно им не стать настоящими мужчинами и настоящими воинами ислама. Настоящий воин не станет ради забавы избивать бесчувственного врага, который не может ответить даже криком боли. Придя в себя второй раз, Корсар обнаружил, что лежит на прохладном цементном полу в полутемном подвале. Головная боль тут же принялась сверлить череп изнутри, но теперь она была не такой острой, как в первый раз, и почти не мешала думать. Что касается остальных ощущений... Впрочем, старательно ощупав себя, Корсар несколько приободрился: "Переломов нет, вывихов, по-моему, тоже. Ребро болит, словно треснувшее, но это потом. Синяки, ссадины - ерунда, переживем! Если, конечно, дадут..." Он медленно сел, держась за стену, огляделся. Разнообразия впечатлений подвал не обещал: грубо оштукатуренные стены, сводчатый потолок, под ним тусклая лампочка на коротком проводе. Сложенная из камней лестница, ведущая к двери в середине стены, и драный матрас в дальнем углу довершали обстановку. "Так что же случилось? - пытался понять летчик, оглядываясь вокруг. Такое впечатление, что меня под видом полицейских на аэродроме встретили те же террористы. Потом под прикрытием общей суматохи они скрылись и притащили меня... А куда? Вот ведь подлость, ничего почти не помню! Вроде был лагерь какой-то... Хотя кто его знает, может быть, меня потом еще куда-то перевезли?" Так ничего и не придумав, Корсар решил осмотреть подвал более подробно, но это не дало никаких дополнительных результатов, кроме внезапного приступа тошноты. Подавив его, Корсар обессиленно опустился на матрас, закрыл глаза, но тут же открыл их снова, чтобы убедиться: стены и пол продолжают оставаться неподвижными, а не кружатся наподобие карусели. Припомнив, что подобные ощущения обычно бывают после хорошей пьянки, он даже улыбнулся, хотя от этой улыбки боли только прибавилось. Так Корсар пролежал довольно долго. Время от времени он по привычке кидал взгляд на запястье и, в очередной раз не обнаружив часов, чертыхался: ведь не поленился кто-то содрать с руки эту дешевку! "Спасибо, что хоть брюки не стащили..." - подумал он и, присмотревшись к своей одежде, понял, что теперь ей место разве что на помойке. А ведь еще утром это были вполне стильные и даже красивые вещи! Утром, да. А сейчас какое время суток? И которых по счету? Внутреннее чувство времени начисто отказалось служить, и поэтому, когда со стороны входа раздалось громыхание засова, он не смог бы сказать: прошло полчаса или полдня. Засов, судя по звукам и по тому, как долго его снимали, был рассчитан на средневековый стенобойный таран, хотя взрыва толовой шашки, пожалуй, и не выдержал бы. Корсар успел пожалеть, что в его кармане не завалялось ничего похожего, когда дверь наконец-то открылась и в подвал один за другим спустились три человека. Первым шел низенький и толстый араб, завернутый в белоснежные ткани так, что казался свежеприготовленной мумией еще живого фараона. За ним следовал тоже одетый в национальный костюм человек, но этот человек был бритоголовым негром средних размеров, причем его ноги, торчащие из-под бурнуса, были обуты в разношенные высокие кроссовки, а в руке болталась полиэтиленовая сумка. И, наконец, замыкал процессию здоровенный охранник: никакого местного колорита в его обмундировании не было, но зато имелся укороченный "Калашников", который охранник держал одной рукой, как пистолет. - Селям алейкум, - важно поздоровался низенький и сделал знак негру. Тот с видом добросовестной покорности поклонился сначала арабу, потом пленнику и выложил из сумки две ярко раскрашенных алюминиевых банки и небольшой прозрачный пакетик с финиками. Одобрительно кивнув, низенький разразился речью на плохом английском. Корсар, который и сам знал язык далеко не идеально, тем не менее понимал почти все. Пленнику предлагалось восхвалить Аллаха за то, что с ним обращаются почти как с человеком, хотя даже кончики волос его недостойны этого. Но вот в племени Ар-Баййех, наоборот, кончики волос каждого исполнены благородством и великодушием, за что опять же следовало воздать хвалу Аллаху. - Постойте, минутку! - перебил его Корсар. - А в чем дело, могу я узнать? И вообще, почему мне еще никто ничего не сказал?! - Твои дела говорят сами за себя, - важно заявил низенький и, не обращая больше внимания на пленника, увел процессию обратно. Снова долго грохотал засов, устанавливаемый на место, и Корсар опять остался в одиночестве. В банках оказалась на удивление невкусная газировка, зато финики были вполне съедобны. Аппетита не было абсолютно, но Корсар заставил себя съесть весь пакетик, решив, что неизвестно, когда удастся подкрепить силы в следующий раз. Уж больно ненадежными выглядели слова про кончики волос, проникнутые благородством. "Дались же, блин, фараону недоделанному эти кончики волос! - размышлял летчик, дожевывая последний финик. - Или это единственное цветистое выражение, которое он выучил по-английски? В любом случае, какое бы место у них великодушием пропитано ни было, ничего хорошего мне пока что не светит. Мои дела говорят сами за себя - ишь ты. Знать бы хоть, какие это дела-делишки..." Он уселся на матрасе поудобнее и попытался вспомнить свое недолгое пребывание в Дубае, час за часом. Мало ли, какая мелочь могла обидеть "одно маленькое, но гордое племя"! Нет, нет, скорее всего дело в несостоявшейся попытке угона хомяковского самолета... Мысль Корсара переключилась на другую тему. Что же все-таки хотели липовые кинооператоры? Разве что таранить "Крыло", но для этого не нужны такие сложности! Даже если допустить, что за штурвал уселся фанатик-камикадзе, врезаться в русский самолет он бы мог и без подсказок компьютера. Зачем тогда телекамера, зачем экран с траекторией полета, причем траекторией, динамично меняющейся? Вопросы, вопросы... Корсар снова прилег и осторожно прикрыл глаза, опасаясь, что пол под ним опять пустится в пляс. Но этого не случилось - организм уже начал приводить себя в порядок, и так, с закрытыми глазами, но не засыпая, он пролежал очень долго, пока у двери снова не началась возня. Теперь к звукам открываемого засова добавлялись возбужденные голоса, кто-то на кого-то кричал, кто-то кого-то, похоже, порывался побить, но ему этого сделать не давали... И когда дверь наконец распахнулась, глазам Корсара представилась странная картина: двое парней с европейскими лицами, но в пустынном камуфляже и сбитых набок чалмах держали под руки третьего такого же. У него чалма и вовсе свалилась с головы и лежала, полуразвернувшись, на плече. Этот третий был щуплым пареньком с россыпью ярко-красных прыщей на лице. Паренек был здорово пьян, и, несмотря на свою худощавость и низкорослость, он и создавал основной шум: рвался, дрыгал ногами и рычал сквозь зубы что-то нечленораздельное. Держащие по мере сил уворачивались от его ляганий и в качестве единственной меры сопротивления все сильней и сильней заворачивали пьяному руки за спину, наклоняя его лицо чуть ли не к самой земле. Четвертый участник конфликта стоял на лестнице с тяжеленной ржавой трубой-засовом наперевес, готовый запереть дверь в ту же секунду, как ее захлопнут. Ждать ему долго не пришлось: оба конвоира, перемигнувшись, вдруг одновременно отпустили руки пьяного, а один из них, изловчившись, отвесил ему могучий пинок под зад. Пьяный полетел вперед, споткнулся на ступеньках, и, пока он поднимался, дверь затворилась. Топча ногами свою чалму, новый постоялец подвала рванулся наверх, но сколько бы он ни рвал на себя ручку и сколько бы ни отбивал кулаки о толстые доски, все было уже бесполезно. - Coockie-pushersз!!! - сообщил паренек двери, добавил несколько загадочных слов по-арабски и, обернувшись, закончил анализ ситуации вполне понятным: - Bullshit. Корсар кивнул: не согласиться было трудновато. - Поганые вонючки! - продолжал орать новый постоялец подвала, нетвердо спускаясь по каменным ступеням и придерживаясь за стену. - Идите вы все к черту со своими законами! От собственного крика парень покачнулся, в последний момент выпрямился, но урок учел и дальше говорил уже тише: - Если я хожу, как последний козел, в этой тряпке, - он демонстративно вытер ноги о чалму, которая действительно уже стала похожа скорее на тряпку, чем на головной убор, - так теперь мне уже и выпить нельзя? Да я... Он наконец добрел до матраса и плюхнулся на него рядом с Корсаром, обдав его перегаром. Летчик брезгливо отодвинулся, но паренек с неожиданной ловкостью ухватил его за рубаху и горячо забормотал Корсару прямо в лицо: - Да я всех их отправлю в задницу! Вот только выйду отсюда, и точка. Я им такое устрою, что все слезами обольются! Пусть подавятся своим пророком и своими деньгами! Я найду, где можно заработать, не строя из себя фанатика... Корсар не выдержал и отпихнул говорившего от себя. Тот потерял равновесие и упал на бок. Похоже, от этого в его мозгу что-то переключилось, и вместо продолжения монолога щуплый парень попытался затянуть какую-то песню, но бросил на середине и, еще раз пригрозив "им" крупными неприятностями, утихомирился и заснул, изредка всхрапывая. Летчик перетащил матрас подальше, перевернул его - нижняя сторона была пыльной, но это казалось менее противным, чем засаленная ткань верхней стороны, - и прилег опять, обдумывая услышанное и увиденное. Кое-какие догадки относительно места пребывания у него уже начали появляться, но главный вопрос: почему он здесь, и что его ждет, оставался без ответа. Так ничего и не решив для себя, Корсар поерзал спиной, отыскивая наименее болезненное положение, и закрыл глаза, одновременно повторяя про себя одну из кодовых фраз аутотренинга. По идее, она должна была погрузить его в чуткий сон, когда человек отдыхает, оставаясь начеку, но последний раз Корсар занимался этим очень давно, и в конце концов аутотренинг сработал немного не так. Тело и сознание летчика расслабились, и он попросту крепко заснул, безо всяких хитростей. Наверное, где-то там, над сводами подвала наступило утро. Корсар сделал этот вывод по тому, что все тот же негр, опять в сопровождении охранника, принес небольшой тазик с водою - вряд ли подобное обслуживание полагалось глубокой ночью. Кроме тазика, в утреннюю пайку вновь входила баночная газировка и финики, теперь уже в двойном количестве. На этот раз обошлось без громких слов о благородстве, и оба вертухая почти сразу ушли. Корсар глянул на соседа: тот лежал на спине прямо на каменном полу и дрых, что называется, без задних ног. Решив, что пока есть возможность, надо разжиться хоть какими-то сведениями об этих гостеприимных краях и их хозяевах, Корсар без сожаления принялся расталкивать ночного буяна. Тот сначала ворочался, потом промычал что-то нечленораздельное и наконец сел на полу, тупо глядя вокруг себя мутными глазами. Корсар сунул в его руку уже открытую банку воды, и парнишка высосал ее одним глотком, потом судорожно схватился за вторую, после чего огляделся уже более осмысленно и, доковыляв до тазика, принялся пить прямо из него, а остатки вылил себе на голову. - Фу, приятель, - сообщил он Корсару после этого. - Хоть раз от этих проклятых обычаев какой-то прок... Тебя тоже вчера зацапали? Да еще в цивильном! Говорил парнишка, немного растягивая слова и не заботясь о грамматической правильности фраз. Корсару такой язык был знаком лучше всего: его познания в английском на пять шестых основывались на американских фильмах, герои которых чаще всего говорили именно так. - Да уж зацапали, - сообщил он мрачно и подавленно, в расчете на то, что парнишка примется его ободрять. Так и получилось: - Не кисни, скоро выпустят. Меня черномазые уже шесть раз на пьянке ловили, и ничего, как видишь. - Тебе хорошо говорить, а у меня это первый случай, - не желал расставаться со своею печалью Корсар. - Принимай это легче, парень! Я тоже был таким - когда нас первый раз здесь выгрузили, как посмотрел, так все, думаю, пропал. Песок да арабы, да и у самого башка бритая под чалмой потеет... Думал даже, что честно мусульманствовать придется - все вокруг такие правильные, аж скулы сводит. А потом слово за слово, и смотрю - все здесь свои ребята, даже из Айдахо есть... Ты был в Айдахо? Корсар промолчал. - Я вот тоже не был, хотя сам из Орегона. Ну вот, я ж говорю: все свои. Кто за деньгами погнался, кто, как я, в переплет попал, свалить надо было срочно хоть черту в зубы. Нормальные парни, весь этот ислам в гробу видали... Есть, конечно, пара-тройка полных идиотов, которые всерьез верят... Ты не из таких случайно? Корсар отрицательно мотнул головой, стараясь сохранить безучастный вид. На самом деле он лихорадочно обдумывал слова парнишки, стараясь не пропустить ни одного из них. - Хотя таких здесь в подвалы и не кидают, - продолжал парень. Похоже было, что вчера он не так уж много и выпил, раз похмелье не мешает ему трепать языком без умолку. - Таким дают сержантские нашивки и посылают делать большие дела! А эти черномазые требуют от нас делать вид, что мы принимаем их условия игры. Парень хитро улыбнулся: - А что говорят нормальные ребята вроде меня? Мы говорим: ладно, черт с вами. Так и быть, встанем на колени под гнусавые вопли муэдзина и сделаем постные лица. Изобразим ваше долбаное омовение. Мы даже пойдем туда, куда скажете, и пристрелим там пару-тройку парней, на которых ткнут ваши холеные пальцы. Но при этом пусть нам никто не мешает быть самими собой, когда этого никто не видит. Корсар не удержался от реплики: - А тебя, значит, увидели? - В самую точку, приятель. Можно сказать, взяли за задницу. - И что теперь? - Не знаю. В прошлый раз грозились палками побить, но отстали. Думаю, то же самое и сейчас получится. Деньги - деньгами, но если они начнут палками махать, хрен к ним кто пойдет, а кто пришел - поразбегутся. А тебе-то по первому разу и вовсе ничего не грозит. Нотацию прочитают, и готов свободен. Парнишка собирался еще что-то сказать, но загрохотал засов, дверь открылась, и двое с нашивками "воинов пустыни", не говоря ни слова, взяли его под руки и повели за собой. - Бывай, приятель! В пятом отряде спросишь Чака из Орегона, еще потолкуем!