ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЗАКАЗЧИКА. "ОТКУДА ТАКОЙ АЛЬТРУИЗМ?"
Официальное открытие авиасалона состоялось через день утром. Гремела музыка, лились речи на разных языках, а вдоль ряда выставленных самолетов театрально продефилировала бедуинская верблюжья кавалерия. Завернутые в белоснежные бурнусы "дикие кочевники" потрясали длинными ружьями столетней давности, испускали яростные крики и вообще создавали местный арабский колорит, которого до сих пор участники выставки практически не видели: бизнесцентр был изначально задуман международно-безлико, а что касается вылазок в город Кому-кому, а смоленской делегации времени катастрофически не хватало даже на подготовку к выставке. Даже Корсар, не включенный ни в какие списки, к концу следующего после прибытия "СМ-97" дня оказался вымотанным до предела. Но зато теперь он получил возможность вместе с Наташей созерцать церемонию и наслаждаться запахами верблюжьего пота вперемешку с пороховым дымом: несколько "кораблей пустыни" прошествовали в полуметре от передних рядов, а "бедуины" время от времени от избытка чувств палили в воздух, демонстрируя восточную необузданность Но тут над аэродромом появился допотопный аэроплан с толкающим винтом, в передней кабине которого, привстав, летчик в форме Британской империи поливал "бедуинов" из такого же допотопного пулемета. Арабы заметались, некоторые из них попадали с верблюдов, обливаясь "кровью", а в пару к "этажерке" через несколько секунд пристроился современный реактивный штурмовик без опознавательных знаков, грохот пушки которого перекрыл и очереди пулемета, и звук мотора аэроплана. Положение "диких бедуинов" стало совсем отчаянным, но тут на переднем плане появился джип, из которого горохом высыпались арабы уже в современной военной форме. За несколько секунд они развернули и установили треногу, еще двое взгромоздили на нее пусковой контейнер, и почти сразу из него с тугим хлопком вылетела зенитная ракета. В небе вспух шар взрыва, и оба самолета - и штурмовик, и "этажерка", объятые ярким пламенем, завалились на крыло и синхронно скрылись где-то за ангарами, и через секунду там прогремел взрыв. Представление закончилось. Около служебных ворот "дикие бедуины" загоняли верблюдов в длинные трейлеры, а потом, переодевшись, рассаживались по автобусам с затемненными стеклами и кондиционированным воздухом. Глянув на эту картину из окна гостиничного номера, высокий и худощавый араб в ослепительно белом европейском костюме повернулся к окну спиной и брезгливо произнес: - Как интересно. Чтобы усладить взор наших европейских и американских друзей, нам приходится изображать из себя грязных дикарей, для которых все преимущества цивилизации заключаются в возможности покупать себе современное оружие. Ведь вам очень хотелось бы, чтобы дело обстояло так и на самом деле, не так ли? - Бросьте, Ахмед, - нетерпеливо сказал гость араба, человек, которого один недавно погибший русский эмигрант знал как "представителя заказчика". Развалившись в кожаном кресле, он отхлебнул газированного апельсинового сока из запотевшего стакана и продолжил: - Я прекрасно знаю, как вы относитесь к любому немусульманскому народу, да и к некоторым мусульманским тоже. И замечу, что это меня абсолютно не интересует, мы с вами слишком разные. Есть работа, есть подрядчик, есть исполнители, а остальное только усложняет дело. Так что давайте не будем больше отвлекаться. - Да, вы правы. Я постараюсь не обращаться к вам, как к подобному себе, и впредь не отвлекать от дела драгоценное внимание такого практичного человека, как вы. Ахмед отвечал вежливым тихим голосом и так же вежливо добавил про себя: "Жирная свинья, которая не интересуется ничем, кроме своей кормушки. Воистину, мы слишком разные". "Представитель" не уловил издевки и продолжил: - Вы просили встречи, чтобы поставить меня в известность о некоторых деталях акции. Честно говоря, я удивлен: ведь вам ясно дали понять, что заказчика не интересуют детали. В договоре предусмотрен только результат. - Да, конечно. Но возникли непредвиденные обстоятельства. Полоумный осел, называющий себя Шах-Мухаммедом, чуть не взорвал самолет американской компании. - Вы знаете террориста, который чуть не устроил крематорий на триста персон? - не очень сильно, но все же удивился гость. - Да, к прискорбию, знаю. Очень глупый и неумелый человек. Без толку потратил деньги и вывел из игры несколько нужных каналов, которыми собирался воспользоваться я. Таким образом, задача усложняется, и мне придется действовать экспромтом, что влечет дополнительные расходы... - Вы намекаете, что нашего аванса уже не хватает? - почти добродушно осведомился "представитель". - Вашего аванса, уважаемый, не хватило бы даже для того, чтобы устроить автокатастрофу хроническому алкоголику. Слава Аллаху, кроме вас, есть еще и другие лица, заинтересованные в деле. Мне нужно изменить договор. Помниться, при предварительном обсуждении вы говорили, что вас устроит даже тот вариант, если катастрофа русского самолета не будет казаться следствием дефекта конструкции? - Да, хотя это не самый предпочтительный случай. - Я бы хотел, чтобы он тоже был отражен в наших договоренностях. Конечно, я пойму, если сумма гонорара в таком случае будет меньше. Например, процентов на десять. - На десять?! - "представитель" возмутился так, что даже вскочил с кресла, чуть не разлив остатки сока. - За заведомую халтуру?! Мы дали вам все данные, все расчеты, мы вложили большие средства, вам осталось, можно сказать, только техническое исполнение - а теперь все пойдет верблюду под хвост! И за это - десять процентов скидки?!! - Уважаемый, - холодно прервал его Ахмед, - вы читали слишком много плохих книг, где описываются восточные базары. Возможно, если вы захотите купить себе подбитый ватой халат в сувенирной лавке, вам и удастся сбить цену, подпрыгивая и крича. Но здесь не сувенирная лавка и не базар. Я назвал единственно возможный вариант расчетов. Либо вы согласны, либо ищите другого подрядчика. - Но вы понимаете, что другой подрядчик действительно может появиться? Благо в этом регионе в специалистах подобного профиля недостатка никогда не было! - Вы бесконечно правы, уважаемый партнер. Можете поговорить с Шах-Мухаммедом, и в память о нашем с вами добром сотрудничества я даже помогу вам с ним встретиться. - С чего это такой альтруизм? - удивился "представитель". - А вдруг я действительно захочу поработать с ним? - О, тут все очень просто и доступно для понимания. Для меня было бы бесчестным просто позвонить в полицию и сообщить все, что я знаю о теракте в аэропорту. Но если этот дурак подрядится выполнять сложное задание и провалит его, после чего окажется под двойным прицелом - и властей, и клиента... В таком случае я лишь облегченно вздохну. Шах-Мухаммед наконец-то перестанет путаться под ногами, и при этом моя совесть будет чиста. - Вы думаете, он не справится? - полувопросительно-полуутверждающе спросил "представитель". - Все в руках Аллаха, - сделал кроткое лицо Ахмед. - Но если мой ничтожный разум способен хоть немного предугадывать волю его, то... - голос араба вдруг приобрел жесткость. - Этому барану давно место на вертеле. Да и не только ему, уважаемый сэр. Что-то в лице Ахмеда вдруг заставило собеседника догадаться - имеется в виду он сам. Но ситуация требовала не заметить оскорбления. "Ладно, черномазый... - с ненавистью подумал "представитель". - Мы учтем это при окончательном расчете", - и произнес примирительным и дружелюбным тоном: - Ну ладно, ладно. Не стоит так горячиться. В конце концов профессиональные услуги всегда стоили недешево, и бог с ним, с этим Шах-как-его-там. Я готов более подробно обсудить ваше предложение. - Я глубоко обрадован наконец-то достигнутым взаимопониманием. Итак, в свете последних событий мне будет нужна и лично ваша помощь. Начнем с технических деталей...
КАЗАК И КОРСАК. "ЗА НАС С ТОБОЮ И ЗА ХРЕН С НИМ!"
Вечером первого дня работы выставки Корсар с Наташей и Казак решили поужинать в ресторане, не там, где для российской делегации были оплачены столики с набором дежурных блюд, а в более дорогом зале. Корсар заявил, что может себе позволить угостить свою девушку и своего старого друга чем-нибудь более пристойным, и они с радостью согласились. Весело разговаривая, они двинулись через внутренний дворик гостиницы, оформленный как кусочек "висячих садов", с пальмами, виноградом и фонтанами, и вдруг Казак остановился как вкопанный. Корсар, увлеченный разговором с Наташей, с размаху влетел в его спину. - Ты чего? Бензин кончился? - удивленно начал он, но Казак, не отвечая на вопрос, схватил Корсара за плечо: - Гляди... Вон идет пузатый мужик в синей форме... - Ну? Погоди, погоди... Точно! Наташка, постой тут минутку, а? - И с этими словами оба летчика сорвались с места, направляясь наперерез увиденному Казаком "пузатому мужику". Тот шел, углубленный в свои мысли, и лишь когда Корсар догнал его и похлопал по плечу, поднял глаза. Поднял и оторопел. - Здравствуйте, месье Хомяк! - радостно поздоровался Казак. - Какими судьбами?! - Здравствуйте... - ошарашенно проговорил тот. Что-что, а эти лица он здесь увидеть не ожидал. Не ожидал, да и не хотел... Андрей Петрович Маланец не всегда был владельцем маленькой авиакомпании. Еще совсем недавно он имел солидное военное звание и, несмотря на возраст, считался одним из самых лучших воздушных бойцов дивизии, да и округа тоже. Но чем дальше он служил, тем сильнее его тянуло к другой жизни, к жизни, в которой он сам будет себе хозяин, где ничей приказ не заставит его безоговорочно подчиняться... Деньги не были для него целью, они были средством достичь этой независимости. Еще в давние, теперь уже почти забытые времена существования СССР он сумел совершенно легально стать вполне обеспеченным человеком, а когда материальная состоятельность перестала быть поводом для бесконечных проверок со стороны ОБХСС, КГБ, милиции и парткома, развернулся вовсю. За участие в войне на Балканах он получил один из своих последних крупных заработков. В отличие от Дедушки, Казака или Корсара "пилот Хомяк" так и не принял близко к сердцу трагедию народов Сербии и Македонии, Хорватии и Боснии, вовлеченных в братоубийственную войну. Он выполнял определенную работу за определенное вознаграждение. Размеры оплаты Хомяк считал вполне достойными и соответственно с этим и воевал в полную силу своего умения. Когда же в длинной цепочке, по которой трансбалканские деньги приходили к летчикам, начались сбои, Хомяк посчитал свою работу слишком ценной, чтобы выполнять ее на общественных началах. Из четверых летчиков эскадрильи он оказался единственным, кто уехал тогда в Россию. Дедушка сразу дал понять, что считает Хомяка трусом, да и парнишка Казак тоже - промолчал, но так посмотрел в глаза... Один лишь одноглазый командир Корсар не побрезговал пожать ему руку на прощание. Тогда, да и до сих пор, он считал себя правым. Но желания встретить боевых товарищей, которое терзало после Сербии Казака или Корсара, у него никогда не было, и поэтому сейчас он даже и не знал, что сказать, да и вообще, как себя вести. - Ты как сейчас, где? - по-прежнему радостно спрашивал Казак и, не ожидая ответа, предложил: - Мы тут в ресторанчике посидеть собрались, так давай с нами, а? Вот ведь встреча! - Да, да, очень рад, - запинаясь, заговорил Хомяк, избегая глядеть на Казака. - Только у меня сейчас это... Деда тут есть, у меня ведь авиакомпания... Встречи назначены... Давайте как-нибудь потом? Да и вообще, стоит ли - все-таки по контракту конфиденциальность должна быть. Мало ли, вдруг кто узнает... Казак осекся. И уже совсем другим голосом произнес: - Да, пожалуй, действительно не стоит. Корсар почувствовал, что в парне начинает закипать обида, такая же искренняя, как секундой назад радость. Он дернул Казака за плечо и, не обращая внимания на Хомяка, повернул и повел его обратно к Наташе. - Что, друга встретили? - поинтересовалась девушка, и Корсар ответил: - Да нет, пожалуй, - и Казак добавил с горечью: - Обознались... Неприятный осадок от встречи с Хомяком остался в душе обоих летчиков на весь вечер. Несмотря на праздничную обстановку ресторана и действительно вкусные, хотя и обжигающие рот блюда, разговор у них не клеился, и Наташа вскоре откровенно заскучала, а заскучав, обиделась на кавалеров. Просидев за столиком около получаса, она не выдержала и заявила, что у нее болит голова, что завтра много работы, и вообще она не видит смысла убивать время дальше. Корсар вызвался проводить ее, но она отказалась и быстро ушла, независимо постукивая каблуками по мраморным плитам пола. - Ох, надо было Хомячине в морду съездить, - сообщил Казак, посмотрев ей вслед. - И нам настроение испортил, а через нас - и ей тоже. - Не бери в голову, - успокоил его Корсар, - Наташка, она как порох. Вспыхнет так, что ой, а через полчаса прямо такая милочка... - М-да... - Казак глянул на стоящую на столике бутылку с дорогим легким вином, взятым ради девушки, и поморщился. Корсар понял его мысль и взмахом руки подозвал официанта. Тот явился мгновенно и, быстро оценив обстановку, жестом фокусника перегнул папку с меню, потом еще раз и лишь потом подал ее гостям. Теперь меню в папке оказалось на русском языке, и по-русски же было напечатано сверху: "Уважаемые господа Администрация просит предупреждаться: употребить спиртное напитки в большом количестве на территории Эмирата Дубай возможно с без последствий в не Общественных места". Глянув через плечо Корсара, Казак присвистнул: - Это ж сколько денег надо иметь, чтобы в большом количестве употребить-то? Они что, озверели? - Это ж Восток, дело, как известно, тонкое, - ответил Корсар и сделал заказ. Пол-литра "Старой Московской" облегчили его кошелек на сумму, которой в Москве хватило бы, чтоб в стельку напоить компанию из трех человек, да и еще и на утреннее пиво осталось бы. - Мусульмане, одним словом, - продолжил он, - Вас-то, наверное, на спецсамолете не шибко таможня трясла, а на нашем рейсе что творилось... Мужичок, со мной рядом летевший, только в самолете узнал, что водки больше двух литров на рыло с собой нельзя ввозить. Так он, чтобы врагу не доставалось, принялся ее прямо по ходу дела изничтожать. - И как? - с сочувствием к неизвестному мужичку спросил Казак. - Известно как. Пришлось выводить под белы руки. Причем, что интересно, одну лишнюю бутыль он-таки уговорил, а вторую только до половины осилил. Так эти полбутылки у него изъяли, опечатали и расписку дали. Мол, на обратном пути отдадут. - А кому расписку-то дали, ведь он же лыка не вязал, говоришь? - Я рядом случился, мне и дали. Так ведь мужичок наутро очухался и за распиской пришел. Чтоб его кровное добро не пропало. Хозяйственный такой, навроде Хомяка. - Да уж, - помрачнел Казак. - Времени даром не тратил... Он хотел еще что-то сказать, но официант принес запотевшую бутыль, одним артистическим движением открутил пробку, предупредительно разлил по стопкам первую порцию и исчез. - Эк их тут выдрессировали, - усмехнулся Корсар и поднял стопку. - Давай, Казак, за... За нас всех. За Деда, за нас с тобой и даже за этого куркуля толстопузого. Все-таки как ни крути, а свое дело мы сделали. Они чокнулись, выпили, осадили мудреным салатом - при желании в нем можно было разглядеть несколько кусочков соленого огурца, так что в качестве закуски этот салат хоть как-то соответствовал русским традициям. Казак повертел в руке пустую стопку и тихо спросил: - Слушай, Пират, вот ты сказал: мы на Балканах свое дело сделали. Сказал ты хорошо, а вот если честно, сам-то как думаешь? Я иногда задумываюсь: а сделали ли мы там чего-нибудь... Ну ясно - нашими стараниями там на сколько-то больше танков у хорватов погорело. Американы кой-чего тоже недосчитались, как это у них говорится, деньги налогоплательщиков... Но по большому счету: мы там не зря были, а? Корсар молча разлил еще по одной и только после этого заговорил: - Нет, Казачина, не зря. Помнишь наш последний вылет? Я ведь тогда, после того как катапультировался, очень удачно приземлился. Представляешь: деревушка или поселок, площадь, кафана, столики под открытым небом. В четырех километрах к югу вовсю идет стрельба, а за столиками сидят и пьют пехотинцы из резерва - последнего резерва, заметь. С ними офицеры тоже, сидят... И все знают: часа через два, а самое большее к вечеру, им идти. туда же, за четыре километра к югу. А после них идти будет уже некому, понимаешь, вообще некому! И не то чтобы они там все герои, солдатня как солдатня, в другой раз из них половина бы с удовольствием разбежалась - да только им и бежать некуда, все уже под хорватами да босняками. Корсар потянулся к стопке, но брать ее не стал. - И вот прямо на них с неба опускается парашют, а под парашютом болтаюсь я. Отцепил купол и, как был, туда же, к столикам, потому что у меня ситуация такая же: база разгромлена, бежать некуда, остается только сидеть и ждать... Был, конечно, вариант, что прилетит друг-волшебник в голубом вертолете - но будет он еще и в голубой каске. И поступит со мной, как с наемником, по всем международным соглашениям. Словом, сел я там за столик и заквасил с этими ребятами. Сидели так до вечера, потом до утра, потом до полудня. Не то чтобы пьяные были все, а такое, знаешь, странное состояние: вроде мозги ясные и руки-ноги слушаются, а восприятие перекошенное. Так вот, к полудню следующего дня даже с этим перекошенным восприятием мы поняли: что-то изменилось. Корсар вздохнул: - Ты не поверишь, наверное, но словно вот давило что-то сверху долго-долго, а потом этот гнет сняли. Никто еще не знал ничего, а камень с души упал. Не знаю, чем это объяснить... Уже потом стало известно, что янки повернули оглобли и начали эвакуацию своих экспедиционных сил. Вот тут-то пьянка и пошла, да такая, что чуть эту деревню не сожгли к чертям собачьим. А я там как бы ни к чему не прислоненный. Потом машина пришла, раненые там, несколько здоровых бойцов, и над ними старшим - наш особист разлюбезный, Малошан. Ободранный, рука на перевязи, но рожа... Никогда б не подумал, что он умеет так улыбаться. Вот он-то мне на радостях и рассказал, что американов в основном достали потери, которые они от авиации понесли. Трансбалканцы, хоть и были на грани военного краха, напоследок им так вмазали, что мало не показалось, хотя и потеряли на этом почти все, что у них осталось. А теперь вспомни, кто АВАКСа тогда валил? Но самая штука была в том, что штатники сами не поверили в полный разгром сербских ВВС. Наш последний вылет как раз и укрепил американов в мысли, что их и дальше будут валить. Он наконец приподнял стопку: - Так что будь уверен. Мы не зря там были. Что по маленькому, что по большому счетам. Будь. - Будь, - согласился Казак, и Корсар закончил: - А что до Хомяка - ему, наверное, от природы не дано что-то чувствовать, кроме своего собственного благополучия. Осуждать за это глупо. Он ведь не струсил, не предал - просто сделал свое дело от и до. А взваливать на шею что-то сверх того... Посчитал, прикинул и не стал. - Может, ты и прав, - кивнул Казак. - Наверное. Только я знаю одно: если мне когда-то еще раз придется идти в бой, то я не хотел бы делать это в паре с Хомяком. Да и тебе не пожелаю. Тебя будут убивать, а он будет считать, прикидывать... - Ладно, хватит о нем, Казак. Ты таких людей презираешь, я пытаюсь воспринимать как есть, а на самом деле от нас тут ни хрена не зависит. Хомяки были, есть и будут хомяками, и ничего с этим не поделаешь. Давай по последней и пойдем по домам. Завтра очередной день, опять крутиться придется, только успевай. Ну как? За нас с тобою и за хрен с ним! Казак, соглашаясь, поднял стопку и больше про Хомяка не заговаривал.