— Это же эллатаньяр, древний сидский язык! — шепнула она: говорить громче в этом царстве покоя никто из нас не решался. — Откуда ты его знаешь?
— Дар фейна, — пояснил я, и больше у Беа вопросов не возникло.
Дорога закончилась у огромных двустворчатых ворот из черной бронзы, выполненных в виде полукруглой пасти змеи. Створки были покрыты чеканкой и отрывками из мистических текстов, в которых говорилось о единстве жизни и смерти, о том, что смерть лишь начало новой жизни. Ворота были закрыты, и все наши попытки сдвинуть створки с места ни к чему не привели. Холшард выглядел на редкость обескураженным.
— Дерьмо Ягна! — Он с такой силой ударил рукой в железной перчатке в ворота, что гул прокатился по всему подземелью. — Не пройти. Придется возвращаться.
— Однако другого входа нет, — заметил Эйтан. — Наверняка есть способ открыть эти ворота.
— Они заперты изнутри. Верно, в логово демона ведет другой путь. Надо…
Холшард не договорил: земля под ногами дрогнула, со сводов над дорогой посыпалась пыль и мелкие камешки. Огромные створки ворот завибрировали и начали медленно расходиться, открывая нам проход. Одновременно вспыхнул свет, такой яркий, что он в первое мгновение ослепил нас. За воротами открылся широкий коридор с колоннами из черного камня, и на каждой колонне пылали белым слепящим пламенемспаренные факелы. Холшард тут же обнажил меч, Беа подняла арбалет, а я надел на голову шлем и взялся за топор.
Коридор вывел в огромный, в несколько тысяч квадратных метров, зал под полусферическим куполом. Здесь тоже горели факелы, освещая жуткое и печальное зрелище — десятки разбросанных по всему залу истлевших скелетов, заросших пылью и паутиной. На некоторых сохранились клочья одежды и украшения, которые в свете магических факелов посверкивали яркими искорками. Скелеты лежали и сидели в самых разных позах, я даже увидел несколько костяков, обхвативших друг друга лишенными плоти руками, словно эти люди некогда умерли, заключив друг друга в прощальные предсмертные объятия. В центре зала белела стоявшая к нам спиной призрачная фигура. Руки ее были раскинуты крестом, великолепные белоснежные волосы свисали до самого пола. Мы сделали несколько шагов, и призрак повернулся к нам лицом. Мы увидели самую настоящую маску Ночного Ужаса — бледное костлявое лицо в пятнах разложения, затянутые бельмами вампирские глаза, торчащие меж иссохших синих губ клыки.
— Наи тур туан аррадес, наи когас арратак! — выкрикнула навия, и ее голос эхом пронесся по залу, вызвав новую дрожь земли. Беа прицелилась, но я схватил арбалет рукой, не давая выстрелить.
— Она хочет говорить с нами, — сказал я.
— Это вампир, — произнес Холшард, не опуская меча. — Разве не видишь?
— Гата’ад аносте ко ванн дило аррате мим нириннейн, — сказала навия.
— Что она говорит? — шепнула Беа.
— Это она открыла нам ворота, — перевел я. — Ей что-то надо от нас. Хочет поговорить.
Я рискнул. Сделал шаг вперед, заткнул топор за пояс и показал нави раскрытую правую ладонь — мол, я убрал оружие. Навия наклонила голову.
— Сиды и люди вместе пришли в умерший Тардес, — сказала она. — Сбылось прорицание Урии.
— Кто ты? — спросил я.
— Ралла Ро-Ретти, старшая стирга и советница королевы Менноны, последней правительницы Тардеса. Мы заложили этот город после исхода из Элайи, как и предсказала Матерь Урия.
— Кто такая Матерь Урия?
— Урия Старейшая была стиргой, такой же, как я и мои сестры.
— Я слышала о стиргах, — шепнула мне Беа. — Так в древности называли эльфийских ведьм.
— Да, сестра, — подтвердила навия. — Судьба девочки, рожденной стиргой, была незавидна. Законы Элайи были суровы к нам. Стиргам запрещалось жить в городах, иметь семью, получать образование. Люди боялись нас, жрецы Бланнорин считали испорченными и нечистыми. Наша сила была даром и проклятием: она вызывала неизлечимую болезнь, постепенно превращавшую стиргу в чудовищную беанши, убивающую своим криком. Считалось, что каждая из нас рано или поздно заболевает этой болезнью. Закон о больных ведьмах предусматривал только одно наказание — сожжение заживо.
Незадолго до начала войн Безумия, жрецы начали за нами настоящую охоту. К сожжению приговаривали не только больных, но и здоровых стирг, даже маленьких девочек. В эти тяжелые годы и пришла к нам Матерь Урия. Никто не знал, откуда она родом. Она была самой старой из всех нас, ей было больше четырехсот лет от роду. И она показала нам путь к Спасению.