— И что же ты помнишь, родной?
— Как твои папенька с маменькой изменили ко мне отношение после первого визита в наш дом. До того волчарами на меня косились, на дух меня не переваривали, а после слаще меда стали, о свадебке заговорили. Ну как же — у женишка-то квартира в сто двадцать квадратов в центре города! Даже половину суммы на покупку квартиры дали, целых два миллиона из кубышки вытащили, расщедрились, хотя за копейку в церкви пернут. Еще бы, намечалось очень выгодное вложение капитала!
— Ты моих родителей не трогай, ты их в зад целовать недостоин!
— Конечно, недостоин. Их сам Александр Македонский не переплюнул бы. Это же стратеги, не родители. Так все просчитать на перспективу! Только-только Настенька родилась, так сразу, как будто невзначай пошли эти душевные разговоры — мол, свекровка одна живет в четырех огромных комнатах мандой-барыней, а сын со снохой и дочкой в двухкомнатной хрущобе, чего бы не поменяться квартирами, молодым жизню улучшить! А я возьми и откажись меняться, потому что понял, что не со своих слов говоришь. И сразу стал мамсиком, неудачником и тряпкой. Сломал тебе жизнь, лучшие годы украл. Хватит, Ирина. Пускай я в твоих глазах тряпка — мне плевать. Какой есть, такой есть. В любом случае послезавтра у нас суббота, и я заеду за Настеной.
— Думаешь, я позволю тебе возить ребенка на этом двухколесном гробе?
— Позволишь, потому что я ее отец. Никто не лишал меня родительских прав, так что свои страхи и капризы можешь засунуть себе куда поглубже. Чего уставилась, как Ленин на буржуазию? Я вам не позволю сделать из Настасьи плебейку, вроде вас. Не дождетесь.
— Очень эмоциональная речь, — Ирина улыбнулась еще более мерзко. — Ладно, чеши отсюда, неудачник. Я-то думала, ты хоть на прощание мужчиной себя покажешь. А ты как был чмо, так и остался им.
— Чмо сейчас в "Лексусе" сидит, тебя ждет. Чистый подкаблучник без грамма индивидуальности — идеальный мужчина для тебя. Будешь лепить из него все, что захочешь Ну уж кто он точно, пластилин или говно, будущее покажет… И предупреди своего Павлусика, чтобы не смел обижать Настю. Узнаю что-нибудь, вдовой тебя сделаю. Я не шучу.
— Какие мы грозные! Давай, вали отсюда, клоун голожопый.
— Ага, голожопый, но свободный и счастливый, потому что избавился от змеи на сердце. I`m just a poor boy, I need no sympathy, — пропел я ей прямо в лицо строчку из «Богемской рапсодии», сунул связку ключей в карман и пошел на стоянку, где стоял мой байк.
У меня появилось странное, почти мистическое чувство. Мне показалось, что до этого дня Ирина, женщина, которую я так любил, с которой прожил пять лет, носила маску — красивую, искусную, неотличимую от живого лица. Я был так слеп, что принимал маску за настоящее лицо. И только сейчас прозрел и сумел увидеть то, что скрывалось под личиной. Господи, лучше бы я оставался слепым!
И хоть я все дальше ухожу от своего прошлого, это кошмарное чувство продолжает преследовать меня даже сейчас…
— Эй, Сим! Ты чего?
Я с трудом разлепил глаза, ойкнул от пронзившей голову боли. Появившееся в поле зрения лицо поначалу показалось мне физиономией из моего кошмара, но миг спустя я узнал Беа.
— А? — Я с трудом пошевелил распухшими, наполненными болью губами. — Что?
— Орешь во сне, вот чего. Пить меньше надо.
— Губы, — я коснулся пальцами губ, потом понял, что левый глаз у меня почему-то не видит. — Болит все.
— Еще бы! Ты хоть помнишь, что было?
— А что… было?
— Вы с сэром Джуно напились и подрались, — Беа хмыкнула. — Жаль, зеркала тут нет, глянул бы на себя.
— Подрались? — Я с трудом сел на лежаке, тщетно пытаясь разлепить заплывший левый глаз. Потом посмотрел на костяшки пальцев рук: они были разбиты и запеклись засохшей кровью. — По. почему?
— Потому что перепились.
— Черт, ничего не помню, — я почувствовал темный ужас. — А Холшард где?
— С молодой женой, где же ему быть?
— Значит, была таки свадьба, — сказал я самому себе. — И мы напились и подрались.
— Память возвращается? — с иронией спросила Беа. — Может, тебя подлечить?
— Подлечить? — При мысли о выпивке желудок у меня противно задергался. — Нет, не нужно. Я в порядке. Уже утро?
— Давно утро. Я уже о лошадях позаботилась.
— А Флавия где?
— В лаборатории. Готовит целебную мазь для твоей разбитой физиономии.
Я попробовал левую скулу, охнул и отдернул руку.