И мечтает актер о тепле,
И к холодному я прикасаюсь стеклу,
Оставляя следы на стекле.
И при свете свечи я смотрю на свое
Отраженье в пустыне зеркал,
И все думаю — как же шутник Арлекин
Вдруг Пьеро вечно плачущим стал?
Конечно, пение получилось еще то: я насморочно гундосил и перевирал мелодию, но судя по выражению лица Беа, мое вокальное искусство ей понравилось.
— Красивая песня, — сказала Беа, когда я допел последний куплет. — А что такое «горькое вино»?
— Это иносказание Пить горькое вино означает страдать.
— Глупая песня, — внезапно сказала Флавия и, поднявшись на ноги, пошла к лошадям.
— Она ревнует тебя, — усмехнулась Беа. — И напрасно. Ты не в моем вкусе, хоть и неплохо поешь.
— Понимаю. Ты любишь демонических мужчин. С железными мускулами, двух метров ростом и с мечами в каждой руке.
— Когда-то я была другой, — ответила Беа, глядя на меня своими звериными глазами. — Я жила в Хэвнвуде, в красивом доме, с родителями и младшим братом. И у меня был друг. Его звали Амирель. Он был невысокий, ниже тебя, тонкий и стройный, и у него были глаза мечтателя. Он не был воином, но зато писал красивые стихи и прекрасно играл на лоэмри — восьмиструнной сидской лютне. Мы любили вместе гулять в лесу, держась за руки, и он пел мне песни о любви, которые сочинял для меня. Но вскоре в Хэвнвуд пришли гардлаандские солдаты и наемники. Началась война. Папа и брат пошли добровольцами в эленширскую армию, а Амирель… его не взяли, у него было плохое зрение. Мы тогда не знали, что гардлаандцы применяли тактику «чистой земли». Они сжигали деревни на захваченных землях, а все население угоняли в рабство. Отряд солдат пришел и в нашу деревню. Их командир увидел у Амиреля лютню и приказал петь ему хвалебные песни, но Амирель сказал, что никогда не будет прославлять убийц женщин и детей. — Беа вздохнула. — Они отрезали Амирелю пальцы и язык, сожгли на его глазах его лютню, а потом отрубили ему голову.
— Беа, я….
— Гардлаандцы сожгли нашу деревню, а всех нас разделили на группы и повели куда-то. Была зима, и было очень холодно, но солдаты не позволили нам взять ни теплую одежду, ни даже немного еды. Ночью мы с мамой сумели убежать. Вернувшись на пепелище деревни, я нашла тело Амиреля, оплакала его и похоронила. А потом достала из тайника свой лук и стрелы и ушла сражаться с гардлаандцами. Яотомстила за Амиреля, но боль осталась. До сих пор осталась.
— Как получилось, что ты стала демантром?
— В сражении у Алой реки в меня попал пущенным магом огненный шар. Учитель Рамимор нашел меня на поле среди мертвых тел и принес в свою хижину. Он сказал, что есть только один способ спасти мне жизнь. У меня не было выбора.
— А как ты попала к Кулоту Нанну?
— Это отдельная история. Не все сразу, Сим. — Тут она неожиданно улыбнулась. — Знаешь, твоя песня до сих пор звучит у меня в голове. Мне понравились слова. Наверное, твой народ, русские, очень мирный и поэтичный.
— То, что мирный — это точно. Воевать мы не любим, а на нас вечно кто-нибудь лезет. Вот и приходилось всю историю за оружие браться. А вообще, русские очень ценят справедливость.
— Справедливость, — произнесла Беа, будто пробуя это слово на вкус. — Хорошее слово. Да вот только есть ли она хоть в одном из миров?
— У тебя была трудная жизнь, но все изменится к лучшему.
— Пора спать, — ушла от продолжения разговора демонесса. — Завтра будет трудный день. Спите, я покараулю. Демантрам сон не нужен.
Глава 15
Я так уходился за минувший день, что проспал всю ночь сном праведника и проснулся на заре бодрый и отдохнувший. В горле еще першило, но заметно меньше, чем накануне вечером. Еще я заметил, что мои заботливые спутницы укрыли меня толстой шерстяной буркой — видимо, поэтому ночью было так тепло.
Женщины всегда остаются женщинами, и на Земле, и в Аркуине.
Флавия, которая до конца решила играть роль нашей поварихи, накормила нас разогретыми на подостывшей золе остатками вчерашнего мяса, и мы, оседлав коней, двинулись дальше, вглубь Топи. То ли я вполне привык к окружающей меня действительности, то ли отдых и еда настроили меня на благодушный лад, но Гиблая топь уже не казалась мне таким мрачным местом. У болота тоже была своя прелесть. Оказывается, здесь было множество цветов, белых, лиловых и пестрых, росших поодиночке и группками на островках и кочках. Пока мы добрались до очередного привала, я собрал большой букет и преподнес его Флавии.