(Сарден Глоран «Ведьмы и ведовство в землях Гардлаанда», ок 856 года Третьей Эпохи)
Эх, дорога! И куда ты приведешь меня на этот раз?
За два дня мы проехали густой и мрачный Олвудский лес, переночевали в нем (я поминутно просыпался от странных звуков в кронах деревьев и потому адски не выспался), потом переправились через Эрк-ан-Туре по древнему подвесному мосту, построенному когда-то сидами. Река, широкая и полноводная на равнине, в этом месте была сжата двумя скалистыми обрывами, и мост соединял их. Длина моста была примерно двести метров, ширина не более двух метров, и даже сам вид его заставлял внутренности неприятно сжиматься.
На наше с Флавией счастье, Беа не знала, что такое страх высоты. Она поступила очень просто и благородно: сама перевела все пять наших лошадей на другую сторону, предварительно замотав им голову своим плащом. На последней лошади она перевезла Флавию, которая вцепилась в поводья и тихо пищала от ужаса, когда налетавший ветер раскачивал мост. Я шел следом, крепко держась за поручни моста, и это было серьезное испытание для моих нервов. Тем не менее, все обошлось благополучно — через два часа после начала переправы мы разбили лагерь на правом берегу реки, на границе леса, и больше всего хотели отдохнуть от долгой и утомительной дороги и от своих переживаний.
— Мы на эленширских землях, — заявила демонесса, — теперь можно не бояться погони.
— Приятно слышать, — ответил я, — и что теперь?
— Ты слышал приказ Скитальца. Нам следует ехать в Вингомартис. Я знаю дорогу. Направимся туда, и там встретим мастера Рамимора.
— Он мог бы и с нами поехать, — заметил я. — Чего-то мудрит этот мастер Рамимор.
Мои слова не понравились Беа.
— У него свой путь, и не тебе судить его, — ответила она сухим тоном. — Ему ведомо многое, что неизвестно нам. Поэтому просто наберись терпения.
— Уже набрался. А еще адски хочу есть.
— Я с ног валюсь от усталости! — простонала Флавия.
— Понял, — сказал я, взял котелок и отправился за водой.
Спускаться к реке пришлось долго, и спуск оказался весьма опасным — я пару раз чуть не уехал вниз, поскользнувшись на влажной глине. Еще сложнее было лезть обратно наверх с полным котелком в руке. Тут меня здорово выручили торчащие из земли корни деревьев, без них я бы ни за что не одолел подъем. Когда я, запыхавшийся, с дрожащими от напряжения ногами, вернулся к месту стоянки, Беа уже расседлала лошадей, сложила в одну кучу тюки с поклажей и, отойдя от лагеря на десяток шагов, села на землю и ушла в медитацию. Флавия, привычно взяв на себя обязанности нашей поварихи, перебирала овсяную крупу для каши. Она что-то тихо напевала себе под нос, но я не мог разобрать ни мотива, ни слов. Отдышавшись, я достал огниво и развел костер, благо вокруг валялись горы валежника. Пламя быстро разгорелось, и я, помогая Флавии, приладил над огнем котелок с водой.
— Что ты там пела? — спросил я.
— Пела? — Флавия вначале не поняла, потом смущенно улыбнулась. — А, это баллада, которую папа очень любил. Он часто просил меня ее спеть.
— Что за баллада?
— Это старая лотийская легенда о рыцаре, который очень любил свою жену, и она любила его. Однажды король приказал идти рыцарю в далекий поход, но придворный маг предупредил рыцаря, что в этом походе он будет убит. Есть лишь одно средство избежать смерти, сказал маг — оставить дома свое сердце, превратив его в алую розу. Рыцарь согласился, и маг превратил его сердце в розу, и воин, прощаясь, отдал эту розу своей жене, чтобы она помнила о нем и ждала его возвращения. Проходили недели и месяцы, и однажды утром женщина увидела, что роза начала вянуть и поняла, что ее супруг ранен и может умереть. И она полила розу водой, но роза не ожила. Тогда женщина полила розу молоком, и она вновь не ожила. В отчаянии женщина разрезала вены на руке и окропила розу кровью, но от этого роза совсем почернела и начала осыпаться. И тогда женщина очень-очень горько заплакала. Ее слезы упали на умирающую розу, и она ожила. Рыцарь избежал смерти и вернулся домой к любимой жене.
— Красиво, — сказал я. Меня очень тронуло выражение лица Флавии, с которым она рассказывала легенду. — Душещипательная история, я бы сказал.
— А в вашем мире есть похожие песни? — внезапно спросила Флавия.
— Когда-то были. Но потом люди изменились, и сейчас песен о рыцарях, розах и преданных женах уже не поют.
— А какие поют?
— Разные.
— Я вспомнила, как ты пел на Топях. Если честно, та песня показалась мне красивой.