Американское правительство, в отличие от английского и французского, официальных заявлений о непризнании большевиков избегало, придерживаясь позиции терпимости в «русском вопросе». По сведениям вашингтонского корреспондента Associated Press от 1 декабря 1917 г., у правительства США не было намерения рассматривать Россию как врага, даже в случае заключения ею перемирия с Германией. В связи с этим, если бы Межсоюзная конференция решила угрожающе предостеречь Россию, американские делегаты участвовать в этом предостережении не стали бы[74]. В тот же день глава военной миссии США генерал У. В. Джадсон, знавший, очевидно, об этих настроениях в американских правительственных кругах, посетил Смольный и заявил Троцкому, что хотя он и не имеет еще права говорить от имени американского правительства, не признавшего пока новой власти, он, тем не менее, явился с целью завязать сношения и выяснить ряд обстоятельств. Получив формальное заявление Троцкого о мирной политике советского государства, Джадсон попросил разрешения передать это заявление в Вашингтон и добавил, что если и существовал когда-либо момент для протестов и угроз в адрес советского правительства, то теперь этот момент пройден[75]. Сам факт беседы одного из лидеров Советской России с официальным представителем союзников вызвал в печати живейший интерес, однако большинство зарубежных комментариев были отрицательными, поскольку этот шаг был воспринят отчасти как признание советского правительства. Не удивительно, что через несколько недель Вашингтон отозвал Джадсона в связи с нарушением запрета на прямые контакты с Советами. Произошло это, видимо, после того, как в конце декабря 1917 г. американский посол Д. Фрэнсис, убежденный Р. Робинсом, неофициальным агентом США и главой американского Красного Креста в Петрограде, в том, что советское правительство сильнее, чем полагают союзные представители, поручил Джадсону неформально уведомить большевистских лидеров: если перемирие будет окончено и Россия продолжит войну против Центральных держав, Фрэнсис рекомендует своему правительству оказать России возможную поддержку и помощь[76]. 2 января 1918 г. Фрэнсис писал в Вашингтон, что положение в стране настолько неясно и постоянно меняется, что ему необходимо иметь возможность предпринимать собственные действия в отношении большевистского правительства. Посол особо подчеркивал: все, что он сделает, не будет являться формальным признанием этого правительства, однако необходимость неформальных переговоров в тот момент была настолько важна, что он «совершил бы большую ошибку, если бы не решился принять на себя ответственность за могущие быть сделанными шаги»[77]. Содержание этого сообщения составляло суть так и не отправленной им в Госдепартамент телеграммы. Любопытным представляется тот факт, что даже декрет советского правительства о национализации банков, принятый 27 декабря 1917 г., не произвел значительного впечатления на американских представителей[78]. В дальнейшем Фрэнсис избрал тактику французов и англичан, увязывая «контакт с Советами» с поддержкой сил контрреволюции.