Перед политической элитой государств послевоенной Европы, помимо проблем, связанных с ликвидацией последствий Мировой войны и восстановлением внутренней жизни в собственных странах, помимо проблем взаимоотношений с Советской Россией, стояли и другие проблемы. Непросто складывались внутриблоковые отношения в Антанте. Еще в декабре 1918 г. лорд Д. Н. Керзон, в то время заместитель министра иностранных дел Великобритании, писал, что великая держава, которую больше всего следовало бояться англичанам в будущем, это Франция[767]. Последняя была озабочена поиском антигерманской комбинации. Включение же американского фактора в европейскую систему носило временный характер.
Однако Великобритания и Франция, не желавшие терять плоды своих побед, понимали необходимость тесного союза как гарантии всеобщего мира; колониальные интересы не должны были вносить разлад между великими державами. Из Парижа пришло сообщение, указывавшее на дружественное отношение Франции и Англии к Италии: обе державы решили оказать поддержку итальянскому правительству в его требовании решения Фиумского и Адриатического вопросов.
Советская Россия и державы Антанты в начале 1920 г.
8 января 1920 г. продолжила работу Парижская мирная конференция. По требованию Великобритании в повестку дня, помимо итало-славянского конфликта на Адриатическом море, была включена восточная (турецкая) проблема; несмотря на утверждения, собирались рассмотреть и русские дела. Французские газеты писали в те дни, что если и будет предпринята еще одна попытка созвать конференцию на Принцевых островах, то приглашать на нее придется только народных комиссаров, так как их противники исчезли с политической арены.
На позицию западноевропейских стран, особенно Великобритании, в «русском вопросе» воздействовало развернувшееся летом 1920 г. движение «Руки прочь от Советской России!». Французская газета Temps 17 января 1920 г. задавалась вопросом: было ли время, когда союзные правительства проявляли последовательную и логичную политику по отношению к России? «Последовательная политика: французы теряли Одессу и Крым в то время, как англичане напрягали все силы на поддержку Деникина; союзники парализовали Польшу, удерживали Финляндию, отталкивали Румынию в то время, когда они же снаряжали армию Юденича. Логичная политика: проект Принцевых островов и обещания Колчаку, миссия Буллита и помощь Деникину; договор с Персией и эвакуация Кавказа». Все это было весьма противоречиво. Только в декабре 1919 г. Клемансо и Ллойд Джордж договорились замкнуть вокруг большевизма «кольцо из колючей проволоки», теперь же идея «санитарного кордона» экономически становилась нерентабельной, но политически продолжала оставаться актуальной. В 1920 г. вошло в обиход выражение «железный занавес».
L’Humanite 18 января 1920 г. риторически спрашивала: приняла ли Антанта окончательное решение по «русскому вопросу» перед опубликованием сообщения о частичном и условном прекращении блокады? Никакой общей позиции выработано не было; военные советники Ллойд Джорджа, внезапно отозванные в Лондон, последнего слова так и не сказали. Двусмысленный текст официального сообщения вызывал недоверие; его расценили как маневр, имевший двоякое действие: против рабочей партии, которая энергично требовала прекращения блокады, и против Советов, которых пытались «соблазнить» возобновлением товарообмена.
Настойчивые призывы Москвы к миру, успехи Красной армии наряду с осознанием лидерами ведущих европейских стран необходимости нормализовать торгово-экономические отношения с Советской Россией начали давать результаты. Так, 16 января 1920 г. Верховный Совет Антанты принял резолюцию, согласно которой отныне разрешался обмен товарами между Россией, союзными и нейтральными странами, тем самым фактически отменялась экономическая блокада. Правда, в резолюции содержалась оговорка, что общая политическая линия стран Антанты остается неизменной[768]. Завязать торговые отношения собирались с русским народом, минуя советское правительство, то есть попытаться торговать только с частными кооперативами. Руководители РСФСР позитивно восприняли шаг западных стран в сторону налаживания экономических связей с Новой Россией. В частности, Ленин назвал решение стран Антанты «крупным фактом международного значения», означавшим, что Россия оказалась «в сфере всемирных межгосударственных отношений»[769]. Заявление это было излишне оптимистичным. Только после разгрома армии Врангеля и ликвидации Южного фронта в конце ноября 1920 г. Ленин смог сказать, что страна вступила в новую полосу, когда существование Советской республики в сети капиталистических государств отвоевано, и во главу угла ставится хозяйственный фронт, чтобы решать созидательные задачи социалистической революции, строить новые экономические отношения. По признанию Ленина, переход здесь был «чрезвычайно резкий и трудный, — требующий иных приемов, иного распределения использования сил, иного устремления внимания, психологии и т. д.»[770].
767
См.: