Как же относились к корниловскому мятежу, по оценке корреспондентов, союзные посольства в самом Петрограде? Рене Маршан, корреспондент газеты «Фигаро», писал, что перед корниловским восстанием русской буржуазии «надоела революция и многие из членов союзного дипломатического корпуса были согласны с русской буржуазией в этом вопросе. Во всех кругах появились мысли о необходимости установления открытой или замаскированной военной диктатуры. Начали искать генералов. Началась газетная кампания в пользу создания более энергичного правительства. Эта тенденция была особенно заметна в Британском посольстве, ибо в то время именно там воскресла формула, заранее приготовленная перед русской революцией на случай ее возникновения: революция ни в коем случае не должна выйти за пределы смены министерства, предоставив власть кадетской партии»[26]. После выступления Л. Г. Корнилова британский генерал, официально представлявший миссию Великобритании на Московском Совещании в июле 1917 г., воскликнул: «Вот диктатор!» Союзники возлагали надежды на эту сильную личность. Уилльям Харт в книге «История Раймонда Робинса», на которую часто ссылается И. П. Гольденберг, так передал разговор между военным атташе британской миссии в Петрограде генералом А. Ноксом и полковником Р. Робинсом: «Вы должны были бы быть вместе с Корниловым, — сказал генерал Нокс Робинсу. — Вы были вместе с ним, — сказал Робинс. Генерал покраснел. — Да, сказал он, быть может, эта попытка была преждевременна, но я не заинтересован в правительстве Керенского; оно слишком слабо, необходима военная диктатура, необходимы казаки; этот народ нуждается в кнуте. Диктатура, — это как раз то, то нужно»[27]. Этот разговор состоялся 2 ноября 1917 г. Приведенный материал не оставляет сомнения, что корниловское восстание прошло не без ведома и одобрения английского посла, «Поскольку интервенция являлась не только военной операцией, но и моральной поддержкой, оказываемой союзными посольствами одной из стран революции, постольку союзная интервенция в русские дела, — справедливо отмечал Гольденберг, — началась задолго до Архангельского и Владивостокского десантов»[28]. Подтверждая эту мысль, он процитировал запись из дневника дочери английского посла Мирель Бьюкенен: «За последние недели о большевистском восстании говорилось как о чем-то таком, что может произойти каждую минуту, но когда мой отец настоятельно требовал у Керенского, видимо, незадолго до октябрьского переворота, принять строгие меры против большевиков, Керенский отвечал, что правительство не может взять инициативы»[29]. 1 ноября 1917 г. английская газета The Glob, орган милитаристских кругов, ставшая впоследствии лидером интервенционной прессы, писала: «Сейчас наступил наилучший момент для действий союзной дипломатии. К несчастью, союзники до сих пор беспомощно наблюдали, как Россия сама себе перерезает горло. С того самого момента, как в Петрограде раздалось магическое слово “революция”, наши политики были словно загипнотизированы, но еще не поздно поправить положение. И западные державы должны исправить его, послав в Россию своих способнейших офицеров, для того чтобы поддержать контакт правительства Керенского с союзными армиями». У союзников в России в то время находилось достаточно офицеров для того, чтобы поддерживать такой «контакт». Особенно тесный контакт с Корниловым поддерживали военные миссии союзников, неоднократно заверявшие его в своей моральной поддержке. Британский военный атташе генерал А. Нокс делал это довольно своеобразно. По существу, участником заговора считали и самого генерала Нокса, настолько подозрительными были его действия в отношении Корнилова. В конце августа Нокс уехал в Англию, где с упорством требовал, чтобы военный кабинет оказал поддержку Корнилову. Английский посол в России Дж. Бьюкенен, признавшись, что всей душой сочувствует Корнилову, отказался принять участие в попытке переворота[30].
27
Там же. Л. 4. См. также: