Силы чехословаков, в общей сложности достигавшие 30–40 тыс. человек, были сосредоточены в четырех группах: 1-я — 5 тыс. человек под командованием С. Чечека — в районе Сызрань — Самара; 2-я — 8 тыс. человек во главе с С. Н. Войцеховским — в районе Челябинска; 3-я (Сибирская) — 4 тыс. человек под руководством Р. Гайды в районе Омск — Новониколаевск; 4-я (Владивостокская) — 14 тыс. человек, возглавляемая М. К. Дитерихсом, была разбросана в пространстве к востоку от озера Байкал и направлялась на Владивосток. Штаб корпуса и Чехословацкий национальный совет находились в Омске[293]. 25 мая Р. Гайда поднял мятеж в Сибири, 26 мая С. Н. Войцеховский захватил Челябинск, 28 мая С. Чечек занял линию Пенза — Сызрань и направился на Самару. С ее взятием 8 июня там был образован Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), объявивший себя верховной властью. Основные силы сибирской группы чехов двинулись вдоль железнодорожных линий на Екатеринбург, а группа Чечека от Самары пошла на Уфу. С захватом чехословаками огромных территорий Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока положение советского правительства было крайне тяжелым, особенно если учесть и его внутриполитические трудности. Свергнув слабый большевистский режим на востоке, чехословаки дали мощный импульс развитию Белого движения, предоставив возможность белым сформировать антибольшевистский фронт и превратив Сибирь в главное поле сражений Гражданской войны.
Уверенность в непрочности власти большевиков окрепла не только у ее противников, но и у работников немецкой дипломатической миссии. По мнению барона Карла фон Ботмера, представителя Верховного главнокомандования при немецкой дипломатической миссии, положение в тот момент было слишком запутанным, чтобы предсказать момент смены власти. В своем донесении от 21 июня Ботмер сообщил, что свержение власти, как полагают, будет осуществлено непосредственно чехословаками или правительство падет вследствие перекрытия доставки продовольствия с востока. Мало кто верил в то, что падению власти могло бы способствовать наступление немцев[294]. Немецкая дипломатическая миссия вполне разделяла мнение Ботмера, что успехи чехословаков, занявших Сызрань, Кузнецк, Оренбург, могли привести к повороту событий в России. Падение большевиков означало бы победу Антанты. Продвижение же немцев встретило бы очень слабое сопротивление и привело к немедленному падению Кремля. В дневниковой записи от 23 июня Ботмер, указывая на обеспокоенность правительства Советов создавшимся положением, привел факт, что оно негласно предложило немцам согласиться на вооружение немецких военнопленных в Сибири и восточной части России с тем, чтобы использовать их против чехословаков[295].
Для Германии чем менее благоприятно складывалось положение на Западе, тем важнее становилось положение на Востоке. В критический момент выступления чехословацкого корпуса Германия оказала большевикам косвенную, но весьма существенную военную помощь. 23 июня Вильгельм II лично отдал распоряжение, чтобы немецкие войска не предпринимали никаких военных операций в России, а советскому правительству было сообщено, что оно может спокойно отвести свои войска от Петрограда и использовать их против чехословаков[296]. Так как в Германии сохранение власти большевиков рассматривали в то время как равносильное отсутствию Восточного фронта, вероятность ее падения не могла не беспокоить немцев.
Летом 1918 г. наступление Германии в глубь России было нецелесообразно не только с политической точки зрения (как считали в германском МИДе), но и с военной. Так, 9 июня генерал Э. Людендорф, фактически руководивший всеми операциями германской армии, в меморандуме статс-секретарю иностранных дел Германии отметил, что из-за нехватки кадров на Западном фронте командование армией вынуждено было еще больше ослабить дивизии на Восточном. «Они достаточно сильны, чтобы выполнять задачи оккупационного порядка, — писал генерал, — но если положение на Востоке ухудшится, они не справятся с ним»[297]. В случае же падения большевиков положение Германии лишь ухудшилось бы. С небольшевистской Россией объединилась бы Украина, и, по мнению помощника германского посла К. Рицлера, Германия могла оказаться в крайне сложном положении: «либо противостоять мощному движению, имея всего несколько дивизий», либо «принять это движение», то есть уступить требованию нового правительства и пересмотреть Брестский мир[298].
294