По пути следования посольский поезд шел через коридор, образованный отрядом из нескольких тысяч вооруженных стрельцов, стоявших по обе стороны дороги. Стрельцов для охраны всего маршрута иногда не доставало, и тогда «применялась известная хитрость: после того, как послы проезжали мимо, за спиной у них стрельцы боковыми улицами незаметно забегали вперед и снова строились в ряды. Неторопливо движущаяся процессия по нескольку раз проезжала вдоль одних и тех же людей»[161].
Место и время спешивания всадника с лошади по приезде во дворец определялось статусом и уровнем почета, который гость был готов оказать русскому царю. Как и в поле, «гонцы спешивались раньше, чем посланники и послы, а свита — раньше, чем члены посольства. Последним сходил с коня глава миссии. Одновременно с ним спешивался „болший“ пристав, а остальные приставы — вместе со свитскими дворянами»[162]. Место, определенное для спешивания, обыкновенно несколько отстояло от входа в царские палаты: подъехать верхом к крыльцу в русской культуре считалось бесчестьем. При этом расстояние, которое гость проходил пешком по двору, было прямо пропорционально оказанному этим действием почету[163].
Посольские проводы также были строго регламентированы: в русской средневековой придворной культуре церемония и ритуал являлись важнейшими средствами сакрализации царской власти, и красоте церемонии придавалось большое значение, в том числе и политическое. Уже сформированный в общих чертах церемониал царского конного выезда представляет собой зримую часть русской придворной культуры. Дорогие породистые кони и их драгоценное убранство как главные атрибуты этого церемониала служат выстраиванию иерархии власти и играют существенную роль в формировании образа могущественного властителя в глазах представителей иноземной культуры.
1.1.5. ЦАРСКИЙ «ЕЗДНОЙ КОНЬ»: КУЛЬТУРНАЯ И ИМУЩЕСТВЕННАЯ ЦЕННОСТЬ
Обмен дарами, которыми сопровождались визиты иноземных гонцов, купцов и посланников, был важным инструментом средневековой дипломатии. Традицию дарения «поминков», т. е. подарков, иностранным гостям поддерживали не все страны, но в Московии этот обычай считался если не обязательным, то крайне желательным.
Принимать государевы дары отказывались лишь в исключительных случаях; поводом могли быть недовольство поведением второй стороны или «легкие» поминки (т. е. их малая стоимость). Так, в 1570 г. польский посол М. Талваш заявил, что отдарки Ивана IV, данные взамен подаренной лошади, малоценны: «Миколай запросил цену, что тот мерин не судит», — утверждали русские дипломаты[164]. Царь, разгневанный упреком в скупости, недостойной главы государства, приказал зарубить лошадь в присутствии посла.
Со временем принцип, по которому формировались отдарки, изменялся. Если в XVII в. соответствие стоимости посольских подношений и ответных даров строго выверялось[165], то для XVI в. общим правилом был принцип, согласно которому царские отдарки были щедрее посольских даров в три раза и более (известны случаи соотношения ценности даров и отдарков 1:30)[166].
Лошади, драгоценная конская сбруя и кареты были в числе самых ценных даров[167]. Так, в числе подарков, поднесенных Б. Годунову в 1600 г. главой посольства Великого княжества Литовского Л. Сапегой, были шесть гнедых и шесть итальянских половых (изжелта-белых) лошадей. Итальянские кони были убраны пунцовой бархатной сбруей, оправленной в серебро; они были запряжены в носилки, «сверху покрытые красным бархатом, а в средине обложенные парчою на меху в серебряной оправе»[168]. Гнедые лошади были турецкие, дунайские, испанские, цекельские и русские; все в красных бархатных уборах, отличавшихся богатством золотосеребряной и жемчужной отделки. Часть убранства была изготовлена по-гусарски, часть — по-казацки.
Его сыну, князю Федору Борисовичу, Л. Сапега назначил в дар восемь лошадей, среди которых были пять аргамаков гнедой, сивой и каштановой масти. Часть лошадей была подарена вместе с оружием и со сбруей: «с гусарским седлом, на нем узоры серебряные; и у седла — меч с серебряным эфесом» и «с бархатным красного цвета седлом, оправленным в серебро; стремена серебряные позолоченные; узда серебряная позолоченная, и такая же при ней цепь или повод»[169].
Богатыми дарами были пожалованы иностранные придворные доктора Годунова. По словам К. Буссова, «каждому было положено годовое жалованье 200 рублей и ежемесячные корма… Царь пожаловал каждому доктору пять хороших коней из своей конюшни, кроме того, каждый получил еще одного хорошего коня, чтобы летом каждое утро ездить верхом во дворец и в аптеку, одного коня особо для упряжки в сани зимой, затем двух лошадей для кареты жены, чтобы ездить ей на богослужение, затем одну рабочую лошадь — возить воду»[170]. Весьма щедро был одарен английский доктор Р. Стендиш (Стандиш): прибывший в Москву в 1557 г. для лечения семьи Ивана IV: он получил 10 рублей, коня и шубу на соболях, покрытую узорным бархатом)[171]. Ценность награды была соразмерна значимости награждаемых для московского двора[172].
163
Упомянутый Р. Барберини обычай с конца XVI в. выглядел так: «имперские послы спешивались обычно у „середнего быка“ [Казенной палаты], посланники — „у второго окна“, гонцы — „у первого быка“. Польско-литовские дипломаты пользовались правом более близкого подъезда, чем представители других держав <…> но уже не „у середнего быка“, а „у последнего окна“; послам „великим“ разрешалось прямо с седла ступать на подъездной помост лестницы, которая вела на паперть Благовещенского собора». См.:
165
Царю Алексею Михайловичу 10 апреля 1657 г. князем Ю. Трубецким, М. Тихоновецким и С. Мосальским были подарены «иноходец сер, седло на нем турецкое, нарезано бархатом червчатым с чалдаром, шито золотом волоченым; узда и пахви и паперсть наборчатые серебряные золочены… кон ездной, седло на нем гусарское с каменьем, узда с паперстми, оправа серебряная золоченя с каменьем, концырь золочен с каменьем, чепрак шит золотом, кита, перье то же… жеребец гнед турецких лошадей, на нем седло бархатное, шито золотом, узда и похви и паперсть серебряные золочены». Царь отдарился золотыми кубками, атласами, соболями и значительными суммами денег. См.:
167
История также знает случай изготовления подносного конского квазидоспеха; идея и ее релизация были восприняты русским царем благосклонно. См.:
168
172