Жалость к этому маленькому человеку опять удушливой волной подкатила к горлу. Я отвернулся, стал рассматривать серые дувалы и красные гранатовые сады, плывущие за бортом, и пытался вспомнить лицо Валери, но у меня ничего не получилось. Мутный образ, без глаз, без ресниц, без слез, словно авангардный портрет, выполненный беглой кистью водянистой акварелью… Я ее люблю?
Я посмотрел на часы. Водитель по-своему понял мой жест.
– Сейчас чайхану проедем, – сказал он, – а оттуда час езды. Успеешь.
– ГАИ не остановит?
Он пожал плечами.
– Смотря кем будет гаишник. Может, и остановит. Но хуже не будет.
– Хуже, чем что?
– Чем встреча с «вовчиками».
– С кем? Как ты их назвал? «Вовчики»? – Я полез в нагрудный карман и вынул зеленое удостоверение. – Посмотри, что это означает?
Водитель мельком взглянул на удостоверение. Вещица, похоже, была ему знакома.
– Я эту штуку, – сказал он, – закопал бы глубоко-глубоко посреди поля. И никогда не возвращался бы к тому месту.
Внезапно гул мотора оборвался, скорость стала падать. Водитель что-то пробормотал и постучал носком ботинка по педали акселератора. Грузовик катился по инерции, шурша шинами по обочине. Мы молчали до того мгновения, когда машина замерла в полной тишине, будто заснула, и одновременно громко выругались – каждый на своем языке.
Водитель выскочил из кабины, поднял крышку капота. Это надолго, почему-то подумал я и тоже спрыгнул на землю.
– Ну что там?
– «Прикуриватель» надо. Останавливай любую машину.
– Что? Любую машину? – Я посмотрел на пустынное шоссе. – Тебе грузовик или легковушку? Может, иномарку, или наша сгодится?
Водитель не сразу отреагировал на мою злую иронию. Не разгибаясь, покосился на меня, покачал головой и пробормотал:
– Лучше всего, конечно, вертолет, у него аккумулятор мощный.
Мне показалось, что водила лукавит. Я заскочил на бампер и пробежал пальцами по остывающему двигателю. Воздушный фильтр, карбюратор, патрубки, свечи, стартер… Так-с, напряжение отсутствует.
Я выпрямился.
– Как же ты с таким аккумулятором ездишь?
– Купи мне новый, буду ездить с другим.
Злость – лучшее лекарство против жалости. Я стиснул зубы, язык стал тяжелым, как свинец. Я только пожал плечами и развел руки в стороны, мол, слов нет.
Минуту или две я бессловесно производил совершенно бессмысленные движения – подносил руку с часами к глазам и крутил головой, вглядываясь в туманную даль, где таяла серая нить шоссе. Мое терпение не просто лопнуло, оно разорвалось гранатой, а осколки, подобно пчелиному рою, продолжали кружиться во мне, наматывая на себя, как веретено, нервы.
– Сколько километров мы проехали после того, как скинули ящики? – спросил я.
– Наверное, не меньше двадцати.
Да что я в самом деле! Даже если всего километр, разве аккумуляторами от радиостанции можно завести машину?
– А до Куляба сколько?
– Полсотни будет.
Я вытащил из кабины свою сумку, перекинул ее через плечо, махнул напоследок водителю рукой и побежал по шоссе вперед. Это смешно, говорил я сам себе, это бессмысленно. Я не пробегу пятьдесят километров за час, к обеду я умру где-нибудь на третьем десятке.
– Эй, подожди! – крикнул водитель.
Я остановился и оглянулся. Он семенил ко мне на своих коротеньких кривеньких ножках. Подбежал, протянул несколько купюр.
– Возьми сто тысяч. Может, поймаешь машину, за эти деньги тебя любой довезет.
Я бежал как марафонец на соревнованиях – посреди дороги. Любая встречная или попутная машина либо остановится рядом, либо собьет меня. Я стащил с руки часы и кинул их в сумку. Ничего не изменится от того, что я не буду знать время. Знание времени, увы, не замедляет и не ускоряет его течения. Цифры на его маленьком табло лишь бьют кувалдой по мозгам да натягивают нервы, как колки струны.
Даже если я опоздаю, придумывал я оправдание, не убьют же они Валери сразу! Не ради этого они брали ее в заложницы и увозили черт знает куда. Им нужна карточка. Они знают, что я принял условия, знают, что добраться ночью до Куляба непросто, и потому будут терпеливо ждать.
Я пробежал развилку, на которой было столь же пустынно, как и позади меня, как неожиданно увидел впереди, за строем тополей, длинный, похожий на коровник, сарай, над плоской крышей которого вился дымок. Рядом с ним, под выцветшим бледно-красным навесом, крутился у казана человек в белом фартуке, вокруг него паслись желтые псы. Чайхана!