Мирослава вздрогнула:
— Олеж, да ведь у меня Галинка, мама… Ты же знаешь…
— Кажется, все эти годы я заботился обо всех вас троих. И твоя сестра с тётей Аней уже давно мне не чужие. Вы уже моя семья, неужели ты этого не понимаешь? Но я устал от неопределённости, Мир. Я люблю тебя, и не делай вид, что этого не знаешь. Я хочу, чтобы всё по-человечески было и только.
— Я тоже этого хочу, — тихо отозвалась Мирослава. — И… я согласна!
Лицо Олега просветлело:
— Тогда мы обвенчаемся, как только я вернусь! — решил сразу. — А в том, что я вернусь, ты теперь можешь не сомневаться. Мне и бронежилет не нужен — я теперь заговорённый! — с этими словами он обнял Мирославу и поцеловал её.
Прекрасное мгновение, однако же, было тотчас прервано бестактным ворчанием дяди Вити:
— Гляди-ка, нашли, понимаешь, время хороводиться! Тут, понимаешь, грядки все кобелю под хвост, а у этих…
— А ну тебя, старый ты хрыч, с твоими грядками! — воскликнул Олег. — Женимся мы, отец, понимаешь? Она мне только что согласие дала, вот! А ты — «грядки»!
— Ну… то другое дело, — смягчился дед. — Наши вам поздравления. Такое событье и спрыснуть бы не грех.
— Спасибо, отец, но я на службе, — твёрдо ответил Олег. — Сам знаешь, у нас тут «сухой закон».
— Тоже правильно, — согласился дядя Витя. — Ладно, сынку, ты, главное, накрути хвосты этим поганым за мои грядки да целым возвращайся.
— Обещаю, отец! — рассмеялся Олег и, расцеловав напоследок Мирославу, простился с нею «до свадьбы».
— Эх, дочка, что ж теперь будет? — вздохнул дед, озабочено бродя вокруг воронки.
— Не знаю, дядя Вить, — откликнулась Мирослава. — Что Бог даст… — взглянув на часы, она заспешила домой. Нужно было покормить Галинку, приготовить для неё с мамой всё, что им может понадобиться до завтрашнего утра — Мирослава должна была уйти на ночное дежурство. И… самое необходимое в подвал отнести. Подумать, как оборудовать его для Галинки с мамой. А, главное, как сделать спуск туда. Галинка и теперь всё что маленький ребёнок была — лёгкая, как пушинка. И мама сможет поднять её в случае необходимости. Но мама плохо видит, и, значит, спуск должен быть лёгким. Эх, не догадалась Олега спросить — придётся самой придумывать… И так мало времени на всё!
— Война, дочка, страшная это штука, война… — бормотал вслед дед. — Я войну мальцом пережил, помню… И хаты сгоревшие, и людей повешенных… От уж не думал, что снова придётся ей, проклятой, в бельма её посмотреть…
Не думала и Мирослава, что «война», такое незнакомое ей понятие, «война» — что-то из книг и фильмов, да из других стран, «война» — что-то далёкое и неосязаемое, станет вдруг жуткой реальностью, в которой ей придётся существовать, ежечасно борясь за свою и чужие жизни.
Глава 3
— И что у тебя, Таруса, морда, как у нажравшегося сметаны кошака? — насмешливо спросил Олега Стёпка-Курган, когда машина под покровом сумерек тронулась в направлении Предместья.
— Да, вот, женюсь! — без обиняков объявил Олег.
— Тоже дело, — одобрил, блеснув стёклами очков, Профессор. — На свадьбу-то пригласите?
— Всех, всех приглашу! — пообещал Олег.
— Всех, всех… — передразнила рыжая Ленка-Белка. — В шесть часов вечера после войны, что ль, приглашать будешь?
— А хоть бы и так!
Рота уже успела сложиться и принять участие в первых стычках. Хотя… Какие это, в сущности, стычки были? Так, постреляли маленько, размялись. Зато теперь дело предстояло. На каждого ополченца добро если по десятку человек у противника выходило, а то и больше. А уж оружия-то!.. Против наших «калашей» стареньких, да гранатомётов, да какой-то рухляди времён ВОВ, из музеев изъятой — танки, БТР, самолёты, самоходные установки… Но, чёрт возьми, победил же Давид Голиафа? И в лучшие дни русские не числом, а умением побеждали!
— Да разве ж дело в числе… Как «Градами» крыть пойдут — какое тут на хрен умение поможет? — машет рукой Курган, профессиональный скептик, которого язва-Ленка прозвала «Каркушей».
Но, в общем, прав он, Курган-Каркуша. Если на сердце руку положить, то и с умением у нас не так, чтоб здорово. Ополчение — это тебе не регулярная армия. В нём простые мужички да пацаны, военных премудростей не знающие. А иные и не служившие вовсе. «Рота» — это пока лишь только название громкое. По численности скорее взвод. До роты ещё добирать и добирать добровольцев. Они, правда, подтягивались в последние дни энергично — и из местных, и из окрестных регионов, и с Большой Земли — но, большей частью, необстрелянные и необученные, которых ещё всему учить да проверять, на что годны. Ведь не каждому это дано — воевать. Не обвыкшему на войне худо бывает. А у тех, что местные и вовсе — «рабочий синдром»: день отслужил, а на ночь к бабе домой. А то ещё, пожалуй, и щец навернуть в обед поспеть норовят.