Сначала соседи посмеивались между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, что незваные гости посетят его дом, где было им чем поживиться. Однако со временем все вынуждены были признать, что разбойники оказывали Кириле Петровичу непонятное уважение. Сам же он торжествовал и при каждой вести о новом грабительстве рассыпался в насмешках насчёт исправника-вора, никчёмных кордонов и армейских командиров, от коих Копейкин уходил всегда невредимо…
…а старший Дубровский в письме к сыну предпочёл умолчать о некоторых событиях, круто переменивших вскорости судьбу обоих.
Глава X
Осеннею порой на охоте близ границы с Тамбовской губернией кавалькада Кирила Петровича повстречала молодого дворянина – оборванного, хромого и замёрзшего. Ему дали тёплую одежду из запасного гардероба, накормили, напоили водкою, а лекарь осмотрел у несчастного повреждённую ногу.
Молодой человек назвался Владимиром Сваневичем. Имение родителей, у которых он гостил, лежало по соседству от Раненбургского уезда, на Тамбовщине. Днём раньше Сваневич тоже поехал охотиться с друзьями, но отбился от компании, заплутал, а после и конь его сбросил. Оставшись пешим, тамбовский бедолага скитался один-одинёшенек и даже ночевал в лесу, изнывая от холода, голода и страха встречи с дикими зверями.
– Ну и молодёжь нынче, – ворчал Троекуров, слушая рассказ. – Шагу сами не могут ступить! Кто же на хорошую охоту без собак ездит? Собаки бы враз тебя отыскали.
Он отправил к старшим Сваневичам верхового с известием, что сын их в безопасности, и вернулся к травле. Пегие гончие потянули носами свежий ветер, вынюхивая кабана, и засопели в землю, прихваченную первыми заморозками, а молодого человека в сопровождении лекаря доставили в имение Кирилы Петровича, бывшее много ближе тамбовского…
…и там Сваневич встретил Марию Кириловну, которая искренне обрадовалась его появлению.
Надобно сказать, что после переезда Маша осталась без подруг. Жёны и дочери соседей редко езжали к Троекурову, обыкновенные разговоры и увеселения которого требовали товарищества мужчин, а не присутствия дам. Гости отца были для неё слишком стары и скучны; красавица нечасто появлялась посреди пирующих и спешила снова уединиться.
Единственную отраду Маши составляла огромная библиотека. Девушка читала много и после желала говорить о прочитанном, но брат Саша не годился в собеседники по малолетству, а Кирила Петрович единственной сто́ящей книгою признавал только «Жизнь двенадцати цезарей» Светония, которую держал под замком от дочери по причине чрезмерного похабства.
Мария Кириловна оставалась в доме хозяйкою и вышла встречать нежданного гостя с томиком французского романа в руках. Увидав её, Сваневич опешил. Кто бы мог подумать, что в здешней глуши цветёт эдакий розан?!
– Покорнейше прошу простить мой неподобающий вид, – сказал молодой человек, досадуя на исцарапанное лицо и платье с чужого плеча. – Желал бы быть представлен вам иначе, но заплутал в лесу, и батюшка ваш со своими товарищами очень меня выручили.
– Это не беда. Надеюсь, у нас вам будет покойно, – с любезною улыбкой отвечала Маша, оглядывая Сваневича.
При её монашестве он казался почти красавцем, несмотря на царапины; чужой дорожный кафтан пришёлся впору и недурно сидел на статном госте.
В одном из флигелей Сваневичу отвели комнату, однако там он задержался ненадолго лишь ради туалета после дороги, а остальное время до вечера провёл в приятном обществе Марии Кириловны. Гость хорошо знал по-французски, с похвалою отозвался о библиотеке; не преминул сделать остроумное замечание насчёт книги, которую читала хозяйская дочь, и совершенно покорил скучавшую девушку.
Молодые люди сели на диванах в гостиной зале, непривычно свободной от завсегдатаев троекуровского дома: одни уехали охотиться с Кирилой Петровичем, а прочие – оставшиеся без приглашения или не любившие охоты – в отсутствие хозяина не явились. Сумрачная гувернантка, которая присматривала за беседою Марии Кириловны со Сваневичем, и снующий рядом брат Саша ничуть не мешали: собеседники легко переходили на французский, мило шутили, смеялись, а некоторые недомолвки даже придавали пикантности этой болтовне.
Мария Кириловна расцветала на глазах – после уединения последних месяцев Сваневич произвёл на неё действие, которое авторы незамысловатых романов уподобляют живительной влаге, пролившейся с небес на иссыхающую розу. Новый знакомый был неглуп, имел хорошо подвешенный язык, и даже имя его, торжественное и звучное, сразу приглянулось Маше.
– Le malheur des uns fait le bonheur des autres, – говорил Владимир, – не было бы счастья, да несчастье помогло. Представьте, я приехал к родителям из Москвы всего на несколько дней перед тем, как ехать в Петербург: меня ждёт место в Гвардейском корпусе. От скуки отправился с соседями на охоту, и когда бы не чужой норовистый конь, я так и не узнал бы вас…