Работы Н. П. Лихачева существенно дополняют ту часть книги А. П. Барсукова, где описана история создания и деятельности Палаты родословных дел, поскольку Барсуков использовал лишь документы, опубликованные Н. И. Новиковым.
В советской исторической литературе к родословным росписям обращались весьма редко. Ряд актов XIV – XV вв. из числа поданных вместе с росписями был опубликован в «Актах социально-экономической истории Северо-Восточной Руси», причем составители очень осторожно (вслед за Н. П. Лихачевым) отозвались об их подлинности[267]. Наиболее подробный анализ актов, поданных с росписями, а также характеристика социальных слоев дворянства, представивших документы семейных архивов, даны в книге Н. Е. Носова. Эти наблюдения важны при изучении всего комплекса генеалогических материалов конца XVII в.[268] Подробный анализ документов из росписей Бестужевых и Головкиных проведен А. А. Зиминым. Принципиально новым в этой работе является то, что А. А. Зимин не только указал на несоответствие грамот, поданных в Разряд, росписям, а родословных легенд – историческим событиям, что было отмечено еще в работах Н. П. Лихачева и Д. Ф. Кобеко, но показал истоки этих фальсификаций. Так, все исследователи указывали, что боярин Яков Гаврилович Бестужев не мог получить в кормление от Ивана III город Серпейск, поскольку в XV в. тот не входил состав Русского государства. А. А. Зимин показал, что такая фальсификация могла возникнуть на основе сведений о том, что 1556 г. Якову Гневашеву Бестужеву был дан город Серебож. Автор установил также, что ряд подделок родословных документов XVII в. связан с Кашинским Клобуковым монастырем (грамоты Головкиных, Кожиных), что являлось одним из звеньев деятельности властей этого монастыря в создании фальсификаций[269].
Кроме того, если в прошлом веке исследователи анализировали в родословных документах отдельные сомнительные факты легенд, отдельные сомнительные места формуляров грамот, то А. А. Зимин рассмотрел все эти явления в комплексе, указав, как сведения легенд переходят в грамоты, вскрыл целые комплексы генеалогических подделок, показав, как для этой цели использовались подлинные документы. Наиболее ярко это видно из анализа разрядно-родословного сборника Супоневых.
Таким образом, мы видим, что родословные росписи XVII в., поданные в Разрядный приказ после отмены местничества 1682 г., – не новый источник в историографии. Уже сто лет он постоянно находится в поле зрения исследователей, его ценность никогда не подвергалась сомнению. И в то же время до сих пор не сделана его «предварительная критическая обработка», о необходимости которой писал еще Н. П. Лихачев. До сих пор не выяснено, сколько было подано росписей (А. П. Барсуков приводит цифру «около 750», Н. П. Лихачев считал, что их было около 600, А. И. Юшков приводит ту же цифру, ссылаясь на подсчеты В. В. Руммеля), какие из них сохранились в подлинниках, а какие в копиях XVIII в., когда составлялись эти копии. Не выяснен хронологический отрезок времени подачи этих росписей, их обработки и использования в приказном делопроизводстве и ряд других вопросов.
Самостоятельное изучение сохранившихся подлинников представляется целесообразным по ряду причин. Только такое изучение дает достаточно ясное представление о приказном делопроизводстве, связанном с подачей родословных документов. Ни до, ни после этого до начала XIX в. мы подобных материалов не имеем. Это изучение позволит выявить и с достаточной достоверностью отнести к росписям XVII в. те материалы, сама история хранения которых не указывает на их принадлежность к росписям, составленным после отмены местничества. Изучение подлинников позволит выработать и определенные критерии в отношении работы с копиями XVIII в.
В настоящее время от делопроизводства Палаты родословных. дел сохранились 162 единицы хранения (по описи 163 единицы, из них две литерные – 52-а и 52-б – и две сдвоенные – 1–2 и 4–5)[270]. Их комплектование и состав целиком связаны с деятельностью А. И. Юшкова, на обложках XIX в. есть его подписи. При обработке в 90-е годы прошлого века столбцы были расклеены и сформированы архивные единицы хранения. Большинство росписей написано писарской скорописью, на оборотах в подавляющем большинстве сохранились скрепы лиц, по давших росписи, и копии с грамот, дьяческие записи, чаще всего – дата подачи росписи и подпись дьяка.
К сожалению, при формировании этих дел был нарушен порядок делопроизводства. В одних единицах хранения мы встречаем и подлинники, и копии с росписей, иногда две разные росписи одной семьи. Грамоты и документы, удостоверяющие происхождение, а также переписка по поводу отдельных дел иногда составляют одну единицу хранения, иногда несколько.
268
269
270
РГАДА. Ф. 210 (Разрядный приказ). Оп. 18. 163 ед. хр. В дальнейшем ссылки на этот фонд даются в тексте с указанием только единицы хранения и листа.