Вероятно, к 1486 г. (началу первой московско-литовской войны) на можайско-вяземском участке московско-литовской границы не было никаких контактов. Если между литовскими (смоленскими) и тверскими владениями шло активное взаимодействие (что отразилось в договорных грамотах)[125], то между московскими (можайскими) и литовскими землями долгое время, вероятно, попросту не было соприкосновения. Посол германского императора в Москву Сигизмунд Герберштейн утверждал, что «во времена Витольда владения государей московских простирались на пять-шесть миль за Можайск» («…на шесть миль не доходили до Можайска»)[126]. В то же время известные литовские владения в этом регионе (волости в районе р. Гжать, принадлежавшие князьям Крошинским) размещались на значительно более далеком расстоянии от Можайска.
Ситуация, возможно, изменилась в 1473 г., когда Можайск неожиданно получил в удел московский князь Андрей Васильевич[127]. Он (а может быть, и до него удельные князья Андрей Дмитриевич Можайский (1389–1432), Иван Андреевич (1432–1454), Юрий Васильевич Дмитровский (1462–1471) проводил активную колонизационную политику и довольно быстро продвинулся к литовским владениям. Вероятно, вплоть до территории, непосредственно занятой подданными ВКЛ, князь Андрей не нашел сколько-нибудь полезных в хозяйственном отношении земель. Здесь господствовали леса и болота[128]. Непосредственный контакт с территорией ВКЛ князя Андрея Васильевича не только не остановил, а, наоборот, придал энергии, так как теперь появилась возможность заселять и присоединять к своим владениям уже освоенные земли. Очевидно, в других частях своего удела (Углич, Бежецкий Верх, Звенигород и др.) князь не мог так активно увеличивать свои владения. Здесь же вмешательство в дела соседнего государства могло быть, во-первых, согласовано с центральными властями, а во-вторых, остаться безнаказанным со стороны администрации ВКЛ. Все, что смогли сделать князья Крошинские, на вотчину которых и был направлен интерес московского удельного князя, — это жалобы, отразившиеся в посольских речах[129]. Наступление Московского великого княжества развивалось так быстро, что князья Крошинские, после того как потеряли одни свои владения, успели приобрести другие (в районе р. Угры), но вскоре лишились и их.
Характерно, что, только продвинувшись к вяземским землям, московская сторона начала предъявлять на них претензии, как на исконные можайские земли[130]. Ряд волостей был объявлен тянущим к Можайску, и тем самым планы захватов приобретали легитимный характер с опорой на традицию, старину. Вскоре в составе можайских обнаруживаются волости, которые еще совсем недавно составляли массивы владений князей Крошинских, Глинских, Вяземских[131].
По-другому объясняется отсутствие в грамоте 1494 г. точного определения вотчин многочисленных верхнеокских князей, которые служили московскому или литовскому великим князьям. Каждый землевладелец хорошо знал границы своих владений, при этом центральная власть имела к ним разное отношение: от пожалования «до господарской воли» до только номинального контроля. Как бы то ни было, обозначение в договорной грамоте только имен самих князей, а то и просто перечисление титулов князей было достаточным.
Характерно, что все спорные владения, а также различные наезды, захваты, грабежи вотчин верхнеокских, вяземских и других князей были зафиксированы в посольских книгах, которые дошли до нашего времени. Владения князей Мезецких, Воротынских, Вяземских и т. д. по данным из них представляются довольно подробно. Однако, к сожалению, распределить владения, например, между князьями Мезецкими практически невозможно. А это важно для определения московско-литовской границы 1494 г. Дело в том, что Мезецкие разделились, и часть их продолжала служить великому князю Литовскому, а часть — великому князю Московскому. При этом сам центр их владений г. Мезецк (Мезческ, Мещовск) управлялся совместно. Очевидно, что участок границы, который проходил через мезецкие земли, не мог быть стабильным. Положение в среде мезецких князей усложнялось тем, что часть из них находилась в московском плену (князья Семен Романович и Петр Федорович). В соответствии с договором 1494 г. московский великий князь обязался отпустить в Мезецк «на их отчину» упомянутых князей, а сами они получили право решать, кому будут служить[132].
125
Договор 1427 г.: ДДГ. № 23. С. 62–63; LM. Kn. 5. № 140. С. 257. Договор 1449 г.: ДДГ. № 83. С. 329; LM. Kn. 5. № 141. С. 259; № 78.2. Р. 134. Подробно о литовско-тверской границе см.:
127
Много раз правленный список текста договорной грамоты Ивана III с князем Андреем Васильевичем первоначально не содержал никакого пожалования великого князя своему удельному брату. Но в последнем варианте грамоты появилась формулировка: «…и что яз, князь велики, пожаловал тобя…», в которой сначала было прибавление к уделу князя Андрея «Колуги», потом переправленной на Можайск (ДДГ. № 70. С. 248).
131
О Вяземском княжестве см.: