В начале 30-х годов отношения между Новгородом и ганзейским купечеством ухудшились еще больше из-за насилий над новгородскими купцами в Ливонии: в 1430 г. в Нарве был убит новгородец,[403] в 1431 г. в Нарве же был задержан товар новгородца Клемента. Последний случай явился поводом к задержанию ганзейских купцов в Новгороде[404].
Негладко протекала и торговля с Псковом. В 1433 г. псковичи запретили (по неизвестным причинам) вывоз зерна в Ливонию, где в это время был голод. В ответ Дерпт запретил продажу псковичам соли, тмина и тканей[405].
Однако длительные неустойчивые отношения оказывали отрицательное влияние на торговлю и приносили убыток заинтересованным в ней кругам. Вероятно, поэтому обе стороны смягчают свою непримиримость. Весною 1434 г. в Новгороде были послы ливонских городов — Корд Штокер из Дерпта и Альберт Румор из Ревеля, которые заключили с Новгородом перемирие на два года. Главное условие перемирия состояло в том, что в течение срока его действия в Новгород должны были приехать послы от 73 городов, уполномоченные вести переговоры обо всех «обидах» купечеству. Кроме того, перемирие включало гарантию «чистого пути» для ганзейцев в Новгород и для новгородцев «в Немецкую землю, в немецкие города», а также обязательство Новгорода «давать исправу» немецким гостям по всем «обидным делам»[406].
Ганзейский съезд, заседавший в Любеке в июне 1435 г., заслушав отчет ливонских городов, одобрил перемирие с Новгородом. Съезд вынес решение, что во время перемирия в Новгород должно быть отправлено ганзейское посольство, в котором примут участие и представители заморских городов[407]. В письме от 7 сентября
1435 г. Любек поручает ливонским городам отправить в Новгород посольство для предварительных переговоров, после чего прибудут послы заморских городов для заключения мира[408]. Однако это предписание Любека ливонскими городами не было выполнено: переговоры ливонских послов, находившихся в Новгороде с 27 мая 1436 г., закончились 16 июля подписанием договора без участия представителей заморских городов. Этот факт весьма знаменателен: если в 1423 г. ливонские города, заключая договор от имени всего Ганзейского союза, действовали по его поручению, то теперь они взяли на себя смелость поступить вопреки предписанию ганзейского съезда. Ливонские города открыто выступили как руководители торговли Ганзы с Новгородом.
О ходе переговоров, предшествовавших заключению договора, яркое представление дает отчет ливонских послов: Тидемана Фоса и Иоганна Бевермана — из Дерпта, Готшалка Штольтевота и Альберта Румора — из Ревеля[409]. Не останавливаясь на всех моментах переговоров, на обсуждении случаев насилия над новгородскими купцами в Ливонии и ганзейскими в Новгороде, мы рассмотрим лишь те вопросы, которые важны для характеристики торговой политики сторон.
Вопрос, из-за которого в течение предшествующих 15 лет шел спор между Новгородом и Ганзой, — о предоставлении новгородцам «чистого пути за море» — во время переговоров не поднимался. Быть может, новгородское правительство, убедившись в непримиримой позиции Ганзы, решило временно снять его. Но зато с тем большей энергией оно вновь предприняло попытки добиться изменения условий торговли с ганзейцами в самом Новгороде.
Ливонские послы писали из Новгорода, что им приходится вести с Новгородом «трудные переговоры», ибо новгородцы «думают немецкому купцу его старые привилегии и права урезать» («укоротить» — по точному выражению письма)[410]. Новгородцы действительно выдвинули ряд требований, выполнение которых должно было «урезать» права ганзейцев, лишить их немалой части доходов.
Прежде всего новгородцы предъявили свои старые обвинения в том, что привозимые ганзейцами сукна «коротки», бочки с медом и сельдью меньше, чем полагается, серебро испорчено примесями, вес мешков соли меньше положенного. В отношении торговли воском новгородцы заявили, что они желают, чтобы воск, покупаемый у них ганзейцами, не колупался. В отношении мехов жаловались, что немецкие купцы при покупке их требуют чрезмерных наддач;[411] новгородцы выразили желание, чтобы величина наддачи была определена и внесена в крестоцеловальную грамоту[412].
403
Письмо ливонского магистра великому магистру от сентября 1430 г.: LUB, Bd. VIII, № 321,