Часть этих сообщений была правдой, а часть — выдумана нами, чтобы вызвать более быстрые распоряжения. Явившись, я рассказал все вышеперечисленное майору, он с вниманием меня выслушал и пометил у себя. Пока я пил чай, на коне примчался учитель Петр, упал на колени и с притворным плачем сказал:
— Молю, Ваше превосходительство, избавьте нас от этих агарян[192]! — и рассказал ему то же самое.
После него и стобский учитель рассказал то же самое, и, пока он рассказывал, майор дал письмо с нашими сообщениями казаку и приказал ему еще рано утром привезти ответ из Софии.
Утром мы пришли к майору, и он нам сказал, что войска скоро прибудут. Мы радостные отправились в Рилу, и как только дошли до Кочериново, кавалерия и артиллерия нас настигла в лугах Кочериново. Наши ребята оживились и стали гнать турок. Около полудня прибыла и пехота. Майор Орлинский разделил пехоту на два отряда: одна половина потянулась слева, другая — справа от джумайского шоссе по оврагам, а кавалерия пошла по шоссе — погнала коней к туркам, дала залп и отошла обратно, пока ее не окружила пехота.
Турки подвезли более двухсот телег для добычи, и только груженые телеги с добычей встретились с пустыми, солдаты (пехотинцы) грянули с обеих сторон, и кавалерия пустилась по шоссе вместе с нашими ребятами. Завязалась общая перестрелка. Мы несколько раз просили Орлинского выстрелить из пушки, но он каждый раз отвечал, что это невозможно — существует перемирие и сам государь-император его подписал.
— Ваше высокоблагородие, турки думают, что бьются с переодетыми в русскую форму болгарами, потому и не бегут, но как только они услышат пушечный выстрел, то все побегут.
В это время прибыл один казак с седлом и уздечкой за спиной и сообщил, что ему зарубили коня, другой — раненный в ногу. Тогда майор приказал бросить только одну гранату, а труба заиграла усиленный бой. Турки сразу бросили телеги и ударились в бега. Русские солдаты полетели следом за ними, а наши парни повели украденных буйволов, волов, коров, и селяне и селянки пришли забрать каждый свой скот и вещи.
Граната упала посреди города в реку. Турки собрались, чтобы посмотреть, русская ли армия пришла, и, убедившись, что русская, стали бежать. Но еще ранее мы отправили джумайских селян, бывших с нами, пойти и собрать окольных селян, у кого есть ружья, и занять все Кресненское ущелье — с самого низа до самого верха. (Тут длина ущелья около четырех часов пути. Дорога на Серес, Мелник, Петрич и Солунь высечена высоко в скалах справа от Струмы. От Струмы выше по дороге есть вершины высотой с полтора минарета, а слева так много неприступных скал, что один стрелок с ружьем мог положить двадцать человек.)
Джумайские селяне заняли ущелье. Ночью турки зашагали прочь, расположили телегу за телегой подобно какому-то поезду и, как только приблизились к выходу из ущелья, по ним открыли такую стрельбу, что испугались кони, буйволы и волы и даже внизу в Струме женщины, дети и т. д. Долгое время Струма несла человеческие и животные останки. Целое лето селяне сундуки, медные сосуды и что только еще не вытаскивали из Струмы.
Рано утром несколько солдат и наших парней пошли в Джумаю, чтобы увидеть, как обстоят дела. Последние скоро вернулись и сообщили нам, что, как только прознали про гранату, вся полиция, войска и все турки ударились в бега, запалив ночью и таможню. Тогда мы направились туда и на восходе солнца вошли в Джумаю. Несколько старых турок перед воротами на коленях и с непокрытыми головами нас встретили и поклонились. Все отправились в турецкую махалу[193] в поисках добычи. Я пошел к себе домой. Нашел деньги и часы своего деда под самшитом. Бочки с вином и ракией стояли полными. Я поднялся. Смотрю — все голо, открыл стенной шкаф — нашел церковные вещи нетронутыми.
Вскоре меня стали посещать мародеры и спрашивать, нет ли тут какого-то скрывшегося турка. Тут надо отметить, что турки сдержали свое слово и помогли нам, но мы, болгары, своего слова не сдержали, и много турок впоследствии стали жертвами — даже и те, кто старался как можно больше услужить. Из Софии прибыли софийский губернатор Алабин[194] и Марин Дринов, чтобы организовать различные советы.
Тоне Крайчов
«Мы чаяли увидеть свободу и радость…»
Тоне Крайчов родился в 1842 г. в селе Желяве близ Софии. Учился в Софии у известного и влиятельного учителя периода национального возрождения Савы Филаретова[195], после чего на короткое время стал учителем в родном селе. Позднее был избран членом школьного и церковного настоятельства. Являлся одним из ктиторов[196] в росписи местной церкви Св. Николая Чудотворца. Задумывал и постройку здания школы в родном селе.
194
Алабин Петр Владимирович (1824–1896) — русский историк, политический и общественный деятель, в 1874–1875 гг. исправлял должность самарского губернатора. В 1877–1878 гг. был гражданским губернатором Софии.
195
Сава Филаретов (1825–1863) — болгарский учитель и общественный деятель. Окончил Одесскую мужскую гимназию и Московский университет. В 1857 г. обосновался в Софии и стал главным учителем местной школы. Радетель за церковную независимость, публицист. В 1861 г. назначен секретарем русского консульства в Адрианополе. Позднее был отправлен в Константинополь, после чего заболел туберкулезом, отправился в Каир, где умер в 1863 г.