Одним днем около полудня по всему селу залаяли собаки, и мы услышали страшные женские крики. Мы отправили бабу Сиву посмотреть, что случилось. Через некоторое время она вернулась и рассказала, что черкесы ворвались в несколько наиболее состоятельных домов и устроили грабеж. У наших соседей (Петра Гатова) трое черкесов сорвали пояс с Петра и связали его, женщины простоволосые разбежались, плач их раздавался так далеко, что слышали даже мы. Дом ограбили и сожгли, а Петра оставили связанным. Услышав эти крики в селе, мы с учителем не могли оставаться в хижине, но и выходить было никак нельзя. Наконец, я решился, взял ружье, вышел и спрятался за кучей соломы у плетня. План состоял в том, чтобы если какой-нибудь черкес двинется в сторону нашей хижины, даже если и погибну, но пока глаза мои открыты — буду в него стрелять. Вскоре четверо черкесов — двое спереди и двое в конце — угнали 300 голов овец (скот деда Пешо Желвеца, который теперь состоит в меджлисе[202] Софии), и направились точно к нашему домику, идя по соломе около плетня. Предвидя, что сейчас будет, я взвел курок, сердце мое в этот момент сильно забилось, они проходили мимо, но меня не замечали. Много мыслей пролетело в тот момент. Одна из них — если я исполню намерения, то черкесы, возможно, испугавшись грома выстрела, оставят овец и разбегутся, а вторая — я могу подвергнуть все село опасности, через несколько часов те же самые черкесы приведут башибузуков и сотрут село в пыль. Поэтому я счел, что лучше неподвижно сидеть, спрятавшись, и ждать, когда они с овцами пройдут. Когда я вернулся в хижину, мы с учителем стали обсуждать, как быть дальше, поскольку оставаться здесь становилось опасно для жизни.
Мы решили, что за 2–3 дня соберемся и сбежим отсюда, но куда — еще было не ясно. Наутро, когда поднялось солнце, мы услышали грохот пушек в Арабаконаке и узнали, что русские пришли туда и вступили в бой с турками. Невозможно описать, какая радость овладела нашими сердцами. В тот же день я получил известие от брата, что соседи стали сомневаться, что я бежал в Софию — уж не бежал ли я к русским, ведь они ездили туда несколько раз, но меня ни разу не встречали. Брат спрашивал, что можно им ответить. Я попросил сказать, что завтра приду домой, и, если они будут там, мы сможем увидеться и я кое-что им скажу. Беженцев тогда в селе не было: они сбежали три дня назад, услышав, что приближаются русские.
На следующий день я собрал торбу с хлебом, взял пастушеский посох и ушел от бабы Сивы через реку в верхнем конце села, пробираясь тропой по противоположному от села берегу. Любой, кто увидел бы меня, сказал бы, что это пастух спустился за хлебом. Наконец, я дошел до центра села и заметил, что какой-то турок ругается и бранится на селян и собирает телеграфные столбы, чтобы отвезти их в Кремиковцы, где строят телеграфную линию между Софией и Ябланицей для сообщения с военными, находящимися в том селе для наблюдения за продвижением русских. Продвигаясь на ощупь, я думал, что если меня позовет этот турок, то к нему я не пойду, а побегу вверх на холмы. Но, на мое счастье, он меня не окликнул, и я продолжил путь. Добравшись до дома, я зашел сначала к соседке, бабе Кане, и попросил ее сходить к моим, посмотреть, дома ли мой брат и нет ли там еще кого-нибудь. Вернувшись, она сказала, что в доме у нас один черкес, а наш слуга Койчо вроде бы жарит ему яичницу на обед. Я сразу же вышел и пошел в другой дом, подальше, к Илие Антову.
Через два часа меня известили, что черкес ушел, я собрался, пошел домой через наш зимний навес. Вскоре туда пришел и мой брат, а за ним один за другим еще 6–7 человек наших соседей. Мы радушно поздоровались, выпили винца. Разговор шел в основном обо мне, где я был все это время. Я рассказал, что находился тут, в селе, но прятался и не смел показываться. «Сейчас я пришел, чтобы вы убедились, что я здесь, но прошу вас держать это в секрете, если меня будет искать бёлюкбаши[203] или еще кто-то из правительства. Скажите им, что я в Софии. Если вам прикажут меня позвать, пообещайте им это и просите срок в два дня, чтобы отправить человека в Софию за мной». Этот план я придумал, чтобы в подобном случае меня не искали у бабы Сивы, а так мы бы пустили дым в глаза ищущим меня, а в руки я бы им не попался. Так я думал, разумеется, не говоря это окружающим. Мы выпили еще немного вина и позабыли все страхи и неприятности, а потом разошлись по своим домам.