Из-за ограниченного числа орудий для навесной стрельбы, необходимой при отражении штурма, в мастерских крепости приступили к выпуску мортир и метательных аппаратов собственного изобретения. Часть из них составляли снятые с корабельных паровых катеров минные аппараты калибра 225 мм, стрелявшие метательными минами укороченной длины (без приводных двигателей), весом 75 кг. Кроме того, использовались гладкоствольные медные китайские гаубицы XIX века, у которых укорачивали ствол, затем размещали их под большим углом на деревянных подставках (стреляли снарядами весом 8 кг). Эти гаубицы стреляли также и осветительными гранатами. Так называемые порт-артурские минометы (изобретение лейтенанта Власьева) изготовляли из стволов орудий калибра 47 мм, установленных на колесных лафетах или подставках. Они стреляли железными снарядами весом 6 кг, имевшими форму усеченного конуса, в головной части которого монтировался запальный стакан со взрывателем, а к нижней части крепился стержень со стабилизатором. Широкое распространение получило также изготовление ручных гранат по проекту лейтенанта Николая Подгурского. При их производстве использовались гильзы от снарядов калибра 47 мм и 37 мм, к которым после наполнения пироксилином или порохом присоединяли бикфордов шнур.
Вскоре в мастерских ежедневно стали делать до 300 штук таких гранат. Чтобы каким-то образом восполнить нехватку автоматического оружия, капитан 26-го пехотного полка, поляк Игнатий Шметилло, сконструировал так называемый порт-артурский пулемет. Используя созданный значительный запас винтовок Манлихера, Шметилло устанавливал их на специальном станке (по пять и более) наподобие “гармошек смерти” в XVII веке. Винтовки были снабжены механизмом одновременного открытия огня и перезарядки, благодаря чему один боец мог стрелять залповым огнем из нескольких винтовок.
Проводимые японцами саперные работы вызвали беспокойство Кондратенко, и он приказал тоже рыть противоминные коридоры и траншеи на подступах к Китайской стенке, чтобы сдерживать на этом направлении движение противника и вести непрерывную разведку подступов. С 24 августа начались ночные вылазки добровольцев. Поначалу в силу своей неожиданности они были достаточно эффективными (уничтожение отдельных участков траншей), позже из-за активизации действий японских саперов русские стали нести потери. В результате недальновидный Стессель запретил проведение вылазок.
13 августа был издан специальный приказ по войскам на Дальнем Востоке, из которого для защитников Порт-Артура наиболее значимым было (кроме отмены телесных наказаний) засчитывание каждого месяца пребывания в осажденной крепости за год военной службы (с 14 мая до конца осады). Повышены в чине и награждены были многие, особенно высший командный состав. Стессель был произведен в генерал-адъютанты императора (с месячным жалованьем 2500 рублей золотом) и получил орден Св. Георгия третьей степени. Капитаны первого ранга Дабич, Иванов, Щенснович и полковник Семенов, командир 26-го пехотного полка, стали флигель-адъютантами (личными) императора, контр-адмиралы Иессен и Матусевич были зачислен в царскую свиту. Кондратенко — Св. Владимира третьей степени, а Смирнов и Белый — орденом Св. Станислава первой степени. Награждения стали поводом для праздничного молебна “за царя и отечество”. От имени награжденных генерал Стессель послал телеграмму, в которой обещал царю удвоить усилия при обороне крепости.
31 августа, командуя двумя катерами, лейтенант Непенин атаковал и взял на абордаж большой минный катер флагманского японского броненосца “Микаса”, вышедшего ночью к Порт-Артуру для проведения минной постановки. Катер был захвачен и приведен в Порт-Артур. “Катер можно исправить и приспособить для траления и нужд порта”, — докладывал по этому поводу в Царское село главнокомандующий А.Е. Алексеев. 5 сентября японская КЛ “Хайен” подорвалась на мине к западу от острова Айрон и затонула.
В Порт-Артуре было проведено совещание, в котором участвовали старшие морские и сухопутные начальники. Виреном был изложен приказ наместника о прорыве в ближайшее время из Порт-Артура, следующими силами: “Баян”, “Смоленск”, “Ангара”, “Амур”, “Новик” и 6 истребителей. Особым отрядом назначен командовать контр-адмирал Вирен. В числе обсужденных вопросов была рассмотрена возможность о вывозе на борту крейсеров-лайнеров женщин, детей, раненых и больных из осажденной крепости. Так же Вирен и Иванов обратились к Стесселю и Белому с просьбой оказать содействие и передать флоту несколько 6” орудий Кане с приморского фронта крепости, для вооружения крейсеров, так как японцы использовали свои корабли только для блокадного дозора, не предпринимая попыток по обстрелу крепости с моря. После детального обсуждения командование крепости согласилось на передачу орудий флоту. К этому моменту “Баян” уже передал часть своих 75 мм орудия на “Смоленск” и “Ангару”. Учитывая что готовность “Севастополя” была низка, и учитывая его ходовые характеристики было принято решение “Севастополь” оставить в порту, и выходить на прорыв по готовности. Дополнительным фактором, влиявшим на решение ускорить подготовку кораблей, стали практически ежедневные обстрелы крепости из осадных орудий. Командованием кораблей особого отряда рассматривалось пять вариантов прорыва - уход на юг, прорыв через Корейский, Сангарский, Лаперузов, а также в обход Сахалина в Николаевск. Прорыв на юг рассматривался только в качестве резервного.