Именно Суворин, едва ли не первым, в своей газете от имени российского общества предъявил счет императорскому правительству:
«Куда девались 2 миллиарда, которых стоила война с Японией?
Куда девались Порт-Артур, Дальний и пол-Сахалина?
Куда девались 50 млн. рублей, которые должны были получить рабочие за свою работу на фабриках в 1905 г., если б не бастовали?
Куда девался миллиард рублей, который потеряла русская промышленность вследствие забастовок?
Куда девали те миллионы и десятки миллионов рублей, которые потеряла казна вследствие забастовок и неурядиц?
Куда девались тысячи подожженных усадьб и замков с их сокровищами культуры?
Куда девалась у правительства голова?..
Если б у правительства спрашивали так же смело, куда девалась хоть часть того, что пропало и пропадало, пропадало миллионами и миллиардами, то было бы очень хорошо, очень независимо и очень практично» (нач. января 1906 г.).
Обвиняя правительство в народной трагедии, Суворин делал это открыто, у себя на родине, а не в каких-нибудь эмигрантских изданиях Лондона, Цюриха или Женевы, откуда в общем вполне безопасно можно было требовать «свержения царского самодержавия». Поглощенные борьбой против самодержавия, видя в этом панацею от всех социальных зол, социал-демократы всех видов и оттенков не понимали или скорее не хотели понимать, что по существу речь идет о национальной государственности, что разрушение и низвержение ее ведет к гибели самое Россию и русский народ. А вот Суворин вполне это понимал и, поддерживая какие никакие начинания императора Николая II, он поддерживал Россию, поддерживал свое отечество, которое оказалось в беде. Иллюзий относительно личности последнего императора и его ближайшего окружения у него не было, об этом он писал и в личном дневнике, и обиняками на страницах «Нового Времени», но он видел в императоре символ России и желал ее предстоятелю благополучного царствования и всяческих успехов. Он считал, что Россию может спасти от революционных потрясений только сильная, уверенная в себе и в своем народе власть. Но власть эта должна советоваться с народом, вслушиваться в голоса соотечественников, к каким бы сословиям они ни принадлежали. Сильным государственным мужем, с которым у него сложились вполне корректные, если не дружеские отношения, в течение многих лет он считал графа С. Ю. Витте (еще до его графства), и опять-таки тем горше было разочарование в его действиях и в действиях (или бездействии) его правительства. Суворин приветствовал восходящего П. А. Столыпина (его брат Александр был одним из главных публицистов «Нового Времени»), надеясь, что тот вольет свежую кровь в дряхлеющий механизм русской государственности, положит конец всеобщему смятению и анархии. «Он являлся в Думу и вел себя и говорил так, что оставлял после себя впечатление, как человек мужественный, искренний и, кажется, с волей. Воля в русском человеке — это необыкновенно важная вещь. Безволие — это болезнь не только русского, но, пожалуй, чуть ли не всего славянского племени, а в ком она есть и проявляется во время и разумно, тот полезный деятель» (июнь 1906 г.). Но и в отношении Столыпина возникали сомнения и колебания. Из записей в личном «Дневнике»:
«Вот человек, который заслуживает признательности отечества уже за то, что он ни разу не растерялся и сохраняет неуязвимое мужество и честные конституционные намерения» (июнь 1907 г.). Есть и такая в связи с одной из статей в «Новом Времени», не понравившейся министру: «Вот и доказывается, что у П. А. Столыпина есть большая недохватка в голове. Сейчас же кулачки и показывает» (август 1907 г.).
Но вот последняя, увы, за полгода до трагического финала:
«Последние дни в Петербурге все толки об отставке Столыпина, «Новое Время» за него» (март 1911 г.)[2].
Суворин пережил Столыпина без малого на один год.
А вообще не оставалось сил, чтобы вновь и вновь переживать череду убийств — политических и уголовных, — опять захлестнувшую Россию. Суворин вообще отрицал и осуждал право любого человека отнять жизнь у другого, как способ разрешения жизненных противоречий. Ему самому довелось пережить убийство первой жены, помощницы и единомышленницы в начале литературной деятельности, талантливой писательницы и книгоиздателя Анны Ивановны (Барановой, 1840–1873), оставившей ему пятерых детей. Тогда «Суворин был близок к самоубийству», вспоминал А. Ф. Кони. Он пережил и убийство, после долгой охоты, почитаемого им императора Александра И, «открывшего новую эру в истории России».
2
Любопытное обстоятельство, о котором тоже сообщила газета «Новое Время»: 22 сентября (5 октября) 1910 г. Столыпин на биплане «Фарман» летал с одним из первых русских летчиков капитаном Л. М. Мациевичем. 24 сентября (7 октября) Мациевич погиб, выпав из гибнущего самолета. В «Русском календаре на 1912 год» было напечатано «Особое дополнение», целиком посвященное памяти П. А. Столыпина.