«Маленькие письма» в значительной своей части, — иногда не обходилось и без лукавства, — были искренним откликом публициста на происходящее и взгляд его и оценки могли отличаться от общепринятых и «модных», ибо «публицист есть личность и эта личность вся обыкновенно высказывается, со всеми достоинствами и недостатками» (декабрь 1896 г.). Именно поэтому «Маленькие письма» можно без преувеличения считать своего рода публичным, открытым, доступным всякому дневником, многие страницы которого по силе страсти и трезвости мысли, по откровенно высказанной правде не уступали заметкам в дневнике личном. Примечательно, что многие записи там почти текстуально совпадают с напечатанным. Закономерным оказывается вопрос: так ли уж лицемерил и двурушничал Суворин, как это старались представить и некоторые ему современные оппоненты, и стараются некоторые новейшие исследователи? Это лишний раз опровергает легенду о двоедушии Суворина, якобы одно писавшего в личном дневнике, и другое — в открытой печати. Впрочем, известно, что не нашла абсолютно никакого документального, фактического подтверждения другая легенда, будто «продажные» Суворин и «Новое Время» получали какие-то правительственные субсидии. И то и другое было и остается явной ложью, злонамеренной и провокационной, подхваченной в советские времена.
В ночь с 26 на 27 января (с 8 на 9 февраля) 1904 г. русская Тихоокеанская эскадра с горящими отличительными огнями стояла на внешнем рейде Порт-Артура. Около полуночи десять японских миноносцев предприняли минную атаку, которая застала врасплох русских моряков. Три корабля — броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада» — получили повреждения. Удар был внезапный, и хотя отношения между Японией и Россией в тот момент были достаточно напряженными, столь стремительных боевых действий противника в России не ожидали. Не ожидал этого и Суворин, издавна неоднократно и последовательно выступавший против войны, как средства разрешения всех тогдашних противоречий на Дальнем Востоке. «Россия желает мира… она сама хорошо знает, что войны не хочет…, а если придет война, надо будет сражаться с отвращением к войне, с отвращением к противнику, но все-таки сражаться, не жалея ни своей жизни, ни жизни врага… Чего мы ищем там, на Дальнем Востоке, какие наши цели и насколько они жизненны и важны?» — писал он за несколько дней до начала боевых действий. Он приветствовал выход России на берега Тихого океана, откуда можно будет протянуть братскую руку Соединенным Штатам, с восторгом писал о Великом Сибирском пути, который возрождал к жизни огромные пространства Сибири и Дальнего Востока. «Николай II открыл нам ворота в Великий океан, в которые мы давно стучались. Железный путь туда — живая вода, которая своей животворной влагой вспрыснула народы, давая им новую жизнь и обещая лучшее будущее… пусть попробует кто-нибудь из наших врагов разбить свой лоб об это железо… А если нам придется разбить там свой лоб о собственное дело?» И никоим образом война не укладывалась в его сознание, несмотря на то, что и в Европе и в Азии тучи очевидно сгущались. Твердо и убежденно выступал Суворин за мир, считая, что для свободного и благополучного развития России нужен мир. И только мир. Он горячо приветствовал манифест императора Николая II от 12 августа 1898 г. с предложением к государствам всего мира о всеобщем разоружении и созванную затем Гаагскую конференцию по разоружению. Он сам призывал европейские государства, Германию, Англию, сократить вооружения и верил, что Япония, эта новая растущая сила на Дальнем Востоке не станет врагом России, полагая, что Россия должна жить в мире со своими дальневосточными соседями. Нужна ли Маньчжурия России? В этом он сильно сомневался, хотя выход великого государства в «теплые, тихоокеанские воды» как будто сулил несомненные политические, экономические и стратегические выгоды, усиливая позиции России, как мировой державы. Россия — «тот гигантский железный мост между Европой и… Восточным океаном».