Коренастый поднес рюмку к губам, словно от ответа Степаненко зависело, выпьет он или не станет пить.
— Я был бы счастлив, если бы очутился сейчас в Москве… — произнес Степаненко.
Коренастый опрокинул рюмку в рот, удовлетворенно крякнул и сказал:
— И главное, никаких грубостей…
— Никаких грубостей? — Степаненко тоже выпил, стал жадно закусывать.
— Очень жаль, что мои парни обошлись с вами, товарищ майор, не совсем вежливо. Вы уж извините их, работа у них такая. Хорошо еще, что их вовремя остановили. А то, согласитесь, в Арсеньевске много незаасфальтированных улиц.
— Это понятно, — кивнул головой Степаненко, понимая намек. — Только у меня здесь, в Арсеньевске, у ментов осталось мое личное оружие.
— Понимаешь ли, дорогой, это уже не наши проблемы.
— Но… Я не могу ехать железной дорогой. Как я понимаю, местная милиция…
— И это учтено, — прервал его коренастый. — Мы подбросим тебя на машине к следующей станции.
Коренастый встал, давая понять, что разговор исчерпан…
На вокзальчике какой-то промежуточной станции коренастый помахал ему рукой. Степаненко послал ему воздушный поцелуй. Двое верзил ввели майора в чистенькое «эсвэшное» купе.
— Ну, ребята, я на боковую, — сказал Степаненко. Когда он, раздевшись, очутился на полке, один из верзил приковал его к металлической опоре верхней полки.
— Так спокойнее будет, — пояснил он.
Вслед за этим один из бандитов сходил в вагон-ресторан и притащил пакет снеди. Тренькнули выставляемые на столик бутылки…
Степаненко, прикидываясь спящим, приоткрыл глаза и увидел, что это водка. Он стал считать: «Одна, две, три, четыре… Вот это богатыри, — мелькнула мысль. — Или они и на меня рассчитывают? Ничего не скажешь, дружелюбные ребята…»
Ему и в самом деле предложили хватануть стакан, чтобы «лучше храпелось»… Степаненко не отказался. Не потому, что ему хотелось выпить, а для того, чтобы не вызвать подозрений.
«Поезд будет тащиться до Москвы часа четыре-пять. Уже через часа два они, если станут продолжать такими темпами, отрубятся. Можно попытаться уйти от их опеки…»
Бандиты перепились значительно раньше. Еще в пик застолья Степаненко присоединился к ним, прикидывался сильно пьяным, и уже этаким дружбаном, что они сняли с него наручники. Когда один отрубился, Степаненко без труда вырубил второго. Приковал его к той самой опоре, к которой был прикован сам. Быстро оделся и пошел узнавать, когда первая остановка.
Появляться в Москве без документов, без табельного оружия не было никакого резона.
Глава XXXIX. Снова в Арсеньевске
В Арсеньевен Степаненко попал только к обеду следующего дня. Долго кружил возле дома, в котором располагалась квартира покойного Колешки, стараясь высмотреть «наружку». Вроде бы никого не было. Но ни звонить, ни подниматься в квартиру не отважился. Определил путь, по которому из школы должны были прийти девочки Встретил их и попросил позвать маму. Он знал, что рискует. Если в квартире засада, могла выйти крупная, и даже опасная накладка. Но он рисковал совершенно сознательно, полагаясь на то, что дети вообще проницательнее, чем думают. При чужих в квартире они найдут способ сообщить Ире о его просьбе.
Его предосторожность оказалась напрасной — в квартире никого не было. Дети выбежали и позвали его в квартиру. Он надеялся, что Ира не будет рада его визиту. Внешне это так и выглядело. Но Степаненко заметил, что «несчастная» вдова не может скрыть радости, что он в ее доме. Нет, обстановка в квартире не походила на ту, которая обычно бывает, если из нее недавно вынесли покойника. Все должно иметь какой-то особый, угрюмый вид, даже стены и мебель. Само собою разумеется, всех недовольнее и несчастнее должна быть вдова…
Но попритворявшись некоторое время, Ира уже не смогла скрыть своей радости. Что это означало? Любовь? Бурный всплеск каких-то не совсем проясненных процессов психики, ищущей способа забыть смерть если не любимого, то во всяком случае привычного человека?!
Степаненко объяснил ситуацию, в которую он попал. Ира безоговорочно согласилась помочь. Вечером она пригнала во двор дома машину. Переодетый в куцый пиджачок, в кепке и солнцезащитных очках, Степаненко быстро занял заднее сиденье. Какой-то полузнакомый Ире владелец «Москвича» согласился подбросить их обоих, Максима и Иру, на дачу, в Горбаху.
Степаненко намеревался встретиться с Богомоловым. Только академик внесет, наконец, ясность во всю эту путаницу. Ученый мог, разумеется, просто отказать ему во встрече, но Степаненко шел ва-банк: с пустыми руками в Москву ему возвращаться не хотелось.