Любопытно и другое пожалование. 4 апреля 1866 года на императора Александра II пытался совершить покушение Д. В. Каракозов. Предотвратил террористический акт Осип Комиссаров, за что ему присвоили звание потомственного дворянина и дали фамилию Костромской.
Нужно отметить, что потомственные дворяне получали ряд важных личных прав: они освобождались от подушной подати, рекрутской повинности, телесных наказаний, могли принимать участие в сословной организации дворянства; обязанность служить также являлась для них преимущественным правом на государственную службу; их дети пользовались, льготами при получении образования, особенно при поступлении в военные заведения.
Что касается национального состава российского дворянства, то он четко отражал многонациональный характер самой Российской империи. К концу XIX века среди потомственных дворян 53 % составляли русские; 28,6 % — поляки; 5,9 % — грузины; 5,3 % — тюркотатарская группа; 3,4 % — литовско-латышская группа; 2 % — немцы.
Среди личного дворянства 81 % составляли русские; 9,8 % — поляки; 2,7 % — немцы; 2,2 % — грузины.
В среде потомственного дворянства сохранялось и различие между нетитулованным (большинство сословия) и титулованным (князья, графы, бароны) дворянством.
Особенно почиталось столбовое дворянство, которое могло доказать древность своего рода более чем за 100 лет. Из них же выделялись дворянские семьи, предки которых носили дворянское звание еще до реформ Петра I и существовали уже, как минимум, в конце XVII века.
Родословие дворянства имело в России особенно богатые традиции. Знатность древнего рода в допетровской Руси значила очень много, от рождения определяя принадлежность к той или иной группе служилого сословия. Но судьба родов складывалась по-разному, и порой потомки великих и удельных князей, потеряв свои владения, служили в невысоких чинах; некоторые Рюриковичи даже утратили княжеский титул (Татищев, Ржевский, Всеволожские и др.), хотя и хранили память о родстве с древними князьями русских земель.
На службе великим князьям Московским, некоторые породнившись с ними, а позднее с царским домом, выдвинулись из числа родовитого (часто нетитулованного) дворянства в ряды первостепенной знати другие фамилии. Критерием знатности стало со временем не столько собственно происхождение, сколько служба предков в Москве, и захудавший Рюрикович, несмотря на титул, в местническом споре уступал нередко потомку нетитулованных, но влиятельных бояр.
Позднее, вследствие довольно частых и не всегда оправданных пожалований и нередко материальной необеспеченности, сами эти титулы, особенно к концу XIX века, не пользовались большим авторитетом в обществе. Более полученного титула ценилась сама родовитость и заслуги фамилии.
На Руси, как и во всей Западной Европе, древность дворянского рода считалась выше нового почетного титула. Это мнение укреплялось той мыслью, что титул может получить каждый простолюдин, тогда как благородных предков лицу, не имевшему их по рождению, не в состоянии дать никакая власть, как бы могущественна она ни была.
Известны случаи, когда знатнейшие дворянские роды вообще не имели титулов. Так, род Нарышкиных был в близком родстве с царствующей династией Романовых, поскольку Наталья Кирилловна Нарышкина являлась супругой царя Алексея Михайловича и матерью Петра I. Несмотря на порой небольшие чины и звания представителей этого рода, они всегда занимали первенствующее место среди вельмож и царедворцев. Со времен императрицы Елизаветы Петровны представители этого рода занимали высшие придворные должности. Еще братья царицы Натальи Кирилловны были боярами, а Иван и Федор Кирилловичи к тому же имели и высшие придворные должности — оружничего и кравчего соответственно.
Если взять более поздний период времени, то мужское потомство рода Нарышкиных, пошедшее от брата царицы Льва Кирилловича, в течение нескольких поколений было при дворе в должностях, соответствующих их близкому родству с императорской фамилией.
Внуки Льва Кирилловича, троюродные братья императрицы Елизаветы Петровны: Александр Александрович — гофмаршал при Петре III, обер-шенк и сенатор при Екатерине II, а его брат Лев Александрович — обер-шталмейстер императрицы.
Дети Льва Александровича: Александр — обер-гофмейстер Павла I и обер-камергер Александра I; Дмитрий — гофмейстер и обер-егермейстер Александра I. В свою очередь их дети как бы приняли по наследству высшие придворные должности империи. Один из сыновей Александра Львовича, Кирилл, — обер-гофмаршал и член Государственного совета при императоре Николае I, а сын Дмитрия Львовича Эммануил, как и его отец, имел должность гофмейстера.
Бытовало мнение, что Нарышкины отказались от предложенного им графского титула, объясняя это тем, что их род и без того достаточно известен в России и графство не прибавит им знатности и родовитости.
Что касается имущественного положения, то дворянство Российской империи также было неоднородным. Например, в 1777 году мелкопоместное (до 20 душ крепостных мужского пола) дворянство составляло 59 % сословия, среднепоместное (20—100 душ) — 25 %, крупнопоместное (свыше 100 душ) — 16 %. Некоторые же дворяне (Ф. А. Апраксин, А. Р. Брюс, Н. Ф. Головин, А. Д. Голицын, А. Н. Демидов, В. В. Долгоруков, А. Л. Нарышкин, А. М. Черкасский, П. Б. Шереметев и др.) владели десятками тысяч крепостных.
С другой стороны, поместное дворянство начало постепенно беднеть. Имения все более дробились, и к середине XIX века почти абсолютное большинство потомственных дворян были или мелкопоместными, или вовсе беспоместными, все доходы которых состояли только в жалованье, получаемом на государственной службе.
Возвращаясь к вопросу о дворянской службе, нужно отметить, что для дворян именно военная служба стояла на первом месте в службе государственной.
Существовали дворянские фамилии, представители которых из поколения в поколение служили только офицерами, даже если их родоначальник получил дворянство на гражданской службе, и род превращался в чисто военный.
Чем престижнее была служба, тем большее количество дворян ее добивались. Военная служба была предпочтительнее гражданской, служба в гвардии престижнее, чем в армии, и т. д.
На 15 мая 1895 года, согласно сведениям Генерального штаба, среди офицеров дети потомственных дворян насчитывали 50,8 %, дети личных дворян — 22,8 %.
По родам войск состав офицеров из потомственных дворян существенно различался. Чем престижнее был род войск, тем большее количество потомственных дворян в нем служило. В армейской пехоте их было только 39,6 %, в инженерных войсках — 66,1 %, в кавалерии — 66,7 %, в артиллерии — 74,4 %.
Наивысший процент потомственных дворян был в гвардии (в артиллерии — 88,7 %; пехоте — 90,5 %; кавалерии — 96,3 %).
Особое совещание по делам дворянского сословия в 1898 году справедливо отмечало: «Исторически сложившимся призванием нашего дворянства всегда было служение государству, причем главным поприщем сего служения искони была служба военная».
Что касается высшей знати, особенно титулованной, то и она предпочитала военную службу. В чинах они продвигались несколько быстрее остальных, но ненамного. Тем не менее, например, в Генеральном штабе на 1 мая 1903 года среди полковников насчитывалось 24 князя, 11 графов, 27 баронов, а среди генералов на 1 декабря 1902 года — 25 князей, 23 графа, 23 барона.
Высшие военные чины за выдающиеся заслуги жаловались графскими и княжескими титулами. Вообще первым российским графом стал военный — генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев. В разное время графского титула удостаивались многие высшие военные. Среди них можно назвать генерал-адмирала Ф. М. Апраксина (1710), генерал-аншефа, впоследствии генерал-фельдмаршала Б. К. Миниха (1728), генерал-аншефа С. А. Салтыкова (1732) и многих других. Офицерами были и пожалованные в графское достоинство Екатериной II за поддержку при восшествии ее на престол пять братьев Орловых (1762).
В более позднее время графского титула в основном удостаивались полные генералы, получая его как награду, зачастую венчавшую всю их карьеру: генерал от инфантерии И. В. Гудович, Санкт-Петербургский военный губернатор генерал от кавалерии П. А. Пален, адмирал Г. Г. Кушелев, генерал от кавалерии Н. А. Татищев, генерал от кавалерии М. И. Платов и др.