Выбрать главу

Начало войны между Речью Посполитой и Швецией не стало для царя и его советников неожиданностью. Уже с начала 1655 г. в Москву систематически поступали сведения о ведущихся в Швеции обширных приготовлениях к войне, а затем и о планах захвата польских земель[71]. Так, в сообщениях, полученных в мае 1655 г., говорилось, что Карл Густав «хочет… идти против литовского короля под [Гд]анеск польской да и Прусскую землю хочет у литовского короля отнять»[72]. В голландских «вестовых тетрадях», присланных из Архангельска, сообщалось, что ждут похода шведов «на Прусскую землю или на Гданеск, а в зборе у них такое великое войско земленым и воденым путем, что не слыхано». В портах задержаны все находящиеся в них корабли для перевозки этого войска[73]. Наконец, Альберт Бюлов в уже упоминавшемся письме от 14 июня прямо сообщил А.Л. Ордину-Нащокину, что «никоторому поляку на нашей стороне не жити, потому что мы и сами с поляками войну ведем», шведские войска уже переправляются через море для похода «в Прусскую землю»[74].

2 июля сообщение А.Л. Ордина-Нащокина было получено в царской ставке и в тот же день Алексей Михайлович приказал воеводам идти «в Менеск тотчас, не мешкая»[75]. Такова была первая реакция в царской ставке на начало польско-шведской войны. Эта война не противоречила русским внешнеполитическим планам и могла даже рассматриваться как фактор, благоприятствующий их осуществлению. Однако слухи о переговорах Радзивилла со шведами и появление на территории Великого княжества шведских войск не могли не обеспокоить царя и его советников. Было решено объясниться с Карлом Густавом.

20 августа стряпчий Климент Иевлев получил поручение отвезти к шведскому королю царскую грамоту[76]. В своей грамоте царь сообщал, что по просьбе Карла Густава будет соблюдать нейтралитет Курляндии, выражал радость по поводу того, что король «Курлянские и Прусские города и места поймал», обещал «принять честно» шведских великих послов. Вместе с тем царь ставил в известность короля, что он занял Вильно и стал «на Великом княжестве Литовском государем», а его войско идет «к Варшаве», «за реку Немон», «к Люблину и к Кракову». В этой связи царь настоятельно предлагал шведским войскам «из городов и из уездов Великого княжества Литовского вспять отступить»[77]. Одновременно К. Иевлев повез с собой письмо от Я.К. Черкасского и других русских воевод к М. Делагарди. В грамоте также выражали радость по поводу того, что шведский король отнял у Яна Казимира «порубежные городы». В ней с ударением подчеркивалось, что Алексей Михайлович с Карлом Густавом «в дружбе и в любви будут и свыше прежнего и нелюбия меж ими, великими государи, николи не будет». Вместе с тем в грамоте было уделено заметное место вопросу о Януше Радзивилле. Если Януш Радзивилл и другие литовские магнаты и шляхтичи действительно принесли присягу шведскому королю, то Карлу Густаву «достоит их взять в свои королевского величества городы», а в Великом княжестве Литовском — владении царя «подданным королевского величества земля владеть… не годитца». Вообще наместнику Ливонии не следовало бы принимать к себе тех, которые «от его царского величества сабли бегут»[78].

вернуться

71

См. об этом: Заборовский Л.В. Россия… С. 130.

вернуться

72

РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 1. Л. 29–30.

вернуться

73

Вести-куранты. 1651–1652 гг., 1654–1656 гг., 1658–1660 гг. М., 1996. С. 99.

вернуться

74

РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 7. Л. 53.

вернуться

75

См. дневник похода Алексея Михайловича: РГАДА. Ф. 27. № 86. Ч. 3. Л. 81–82.

вернуться

76

РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 6. Л. 1.

вернуться

77

Дополнения к Актам историческим (далее — ДАИ). Т. 6. СПб., 1857. С. 443–446.

вернуться

78

РГАДА. Ф. 96.1655 г. № 6. Л. 51–61.