Эту выписку барон Шрёдер повез с собой в Берлин. Осенью 1785 года (в бытность свою в Берлине в 1785 и 1786 годах) Шрёдер написал особое «представление» розенкрейцерским начальникам — «о той особе, по выписке данной князем Трубецким с первой писанной Баженовым бумаги им сделанной» (курсив мой. — Г. В.).
Представление Шрёдера отразилось в беседах, которые он вел о великом князе Павле с Вёльнером. Вёльнер сказал, что великого князя можно будет принять в орден, не опасаясь за будущее; тогда же и по этому же поводу Шрёдер передал Вёльнеру какое-то письмо кн. Репнина; Вёльнер нашел, что «Репнин великолепно предрасположил великого князя».
На представление свое о цесаревиче Шрёдер получил ка-кой-то ответ от берлинских начальников; Новиков узнал о нем позже, лишь в начале 1787 года.
Направление розенкрейцерского кружка, искавшего себе опоры против Екатерины, усилило подозрительное отношение императрицы к масонству. Елагин счел тогда за лучшее временно закрыть свои ложи. А на московский кружок с 1785 года посыпались систематические гонения со стороны Екатерины. О всех этих гонениях московский розенкрейцерский кружок сообщал в Берлин.
«Мы хвалим оказанную вами при гонениях на вас скромность и порядочную осторожность, — писал Вёльнер в Москву, вероятно, в 1786 году. — А как мы ни малейшего сомнения не полагаем на ваши уведомления, то и должны вас уверить, что сие уведомление погрузило сердца наши в пучину страдания и в мучительное попечение».
Вёльнер советовал московским братьям держать не явные ложи, а тайные и немногочисленные. Действительно, в 1786 году, судя по показанию Новикова, явные ложи были закрыты. Вёльнер дополнял свой совет следующим замечанием: «А наипаче ныне сие рачительно исполнять должно, когда час настоит, в который князь тьмы чрез неисчислимое множество сект господствует во всех местах и уже большую часть лож в страшное привел заблуждение и стремится совершенно уничтожить великую цель всего каменщичества. Ко исполнению оного находит он везде орудия, которые внутренно суть толико же злобны и черны, как он. При реченном гонении на вас употребил он в орудие некоего П. и других всеми мирозапутанных гонителей истины» (курсив мой. — Г. В.).
Буквой П., вероятно, отмечен был Потемкин, в России — презиравший цесаревича и им ненавидимый, в Пруссии — своим австрийским союзом спутавший всю дипломатическую игру.
Из прусской масонской среды ненавистников кн. Потемкина вышел в 1794 году известный «Pansalvin», памфлет, направленный против князя Потемкина (мимоходом задевающий и Екатерину). Книгу написали лейцигский литератор д-р Альбрехт, масон и, вероятно, розенкрейцер. Памфлет был переведен и на русский язык («Пансалвин, князь тьмы», М., 1809 год — без имени переводчика). Переводчиком явился В. А.Левшин — ученик по ордену и близкий друг Новикова, трудолюбивый работник Типографической Компании. Конечно, не случай или личная ненависть заставили его — много спустя после смерти Потемкина — бросить камень на потревоженную еще Павлом I могилу. Левшин был лишь выразителем чувств, общих всему новиковскому кружку; ненависть членов кружка к Потемкину была не личная, а партийная — ненависть гонимых к своему преследователю[288].
В предупреждении против Потемкина Вёльнер писал: «Ах! только бы он между вас, сердцем любимые братья, под покровом агнчим не вкрался, и чтобы он, преисполнен злочестия, не притворился так, что вы его не приметите, дабы при первом случае вас уязвить, от истины ложными представлениями отвести и тако предать душеубийце».
Потемкин действительно некоторыми своими действиями давал повод говорить о своем «покрове агнчем». В 1787 году он завел у себя в армии (при начале второй турецкой войны) походную типографию под ведением Луки Сечкарева[289]; в этой типографии напечатано несколько книг духовно-нравственного содержания, близко подходивших к новиковским изданиям. Так, в 1790 году в Яссах появились посвященные Потемкину «Исследования христианства» И.Арндта. В 1791 году в Кременчуге, в Екатеринославской губернской типографии был напечатан сочиненный Потемкиным «Канон вопиющия во грехах души, ко Спасителю Господу Иисусу»[290].
Не видно, однако, чтобы московские розенкрейцеры стремились использовать в своих целях настроение Потемкина. Вероятно, они твердо запомнили предостережения Вёльнера о «покрове агнчем». Без всяких комментариев, кратко и сухо, сообщил кн. Трубецкой Кутузову в письме 27 октября 1791 года о кончине Потемкина, «которая великую сенсацию над всеми сделала». Так же коротко откликнулся на это известие Кутузов. «Я думаю, теперь много у нас нового в отечестве, по причине смерти Потемкина», — загадочно писал он Лопухину 30 декабря 1791 года.
289
Л. Сечкарев уже в 1785 г. посвятил Потемкину свой перевод (с еллинского) «Разглагольствий Василия Великого о совершившемся в шесть дней сотворении сего мира».
290
Если московские розенкрейцеры считали Потемкина «Князем Тьмы», им не могли не понравиться самообличения князя, нарисовавшего душу свою в Каноне весьма мрачными красками.